Имя дома твоего (с иллюстрациями)

Если такие мысли и желание узнать — как, возникнут у вас, я, в сторонке, буду с удовольствием потирать руки. Потому что такое стремление выяснить, «откуда оно»,— уже без пяти минут топонимика. Оно не позволит вам ограничиться моей небольшой книжкой. Оно поведет вас к высокомудрым статьям и к пухлым словарям географических названий. И — коготок увяз, {13} всей птичке пропасть! — научит вас, при их содействии, многому, очень многому. А может быть, оно приведет вас, в конце концов, то ли на филологический, то ли на исторический или географический факультет университета, сделает археологом, географом или историком... Как семь городов Греции спорили некогда за честь числиться родиной великого Гомера, так целый ряд наук претендует на право считать топонимику своим отделом, своей частью... На самом же деле, чтобы двигать ее вперед, надо пользоваться данными всех этих наук.

А может произойти и другое. Если вас заинтересует наука об именах мест, вполне возможно, что, еще будучи школьником или только поступив в ВУЗ, вам удастся принять прямое участие в практической работе топонимистов... Вы займетесь собиранием географических названий ваших родных мест — вашего сельсовета, если вы живете в деревне, вашего района или квартала, если вы родились горожанином. А возможно, это даст вам занятие летом, в той области, куда вы ездите на каникулы...

Если это произойдет благодаря моей книге (или если даже этого не произойдет, но просто горизонт ваш расширится, и вы узнаете, какая интересная, какая увлекательная, какая необыкновенно щедрая наука языкознание), с меня и этого будет довольно. Тогда — счастливого плавания и неоглядных просторов! Мое дело было отшвартовать вас от берега, дальше вас поведут более опытные лоцманá...

Впрочем, это ведь все только присказка, необходимая, но присказка.

Сказка начнется только со следующих страниц. {14}

ИТАК — ТОПОНИМИКА

«— Я охочусь чаще всего в лесу Шантп, — проговорил господин де Камбремер.

— Он оправдывает свое название? — спросил его Бришо.

— Я не улавливаю смысла вашего вопроса...

— Я хочу сказать: много ли там поет сорок?

— Вот видите, — сказал господин де Камбремер, — что значит поговорить с ученым! Я уже пятнадцать лет охочусь в лесу Шантп, и никогда не задумывался, что значит его имя...»  [10]1

М. Пруст. «В поисках утраченного времени»

«— Что ж, пора в обратный путь! — воскликнул Пенкрофф.

— Одну минуту, друзья, — остановил всех инженер Смит. — Мне думается, что надо окрестить и весь остров и все мысы, отмели и речки, которые мы видим...»

Вы помните, откуда это? Конечно, из «Таинственного острова» Жюля Верна. Пятерых смельчаков пригнало ветром на воздушном шаре из Америки на бедный клочок земли, затерянный в Тихом океане. Рискуя жизнью, они пробились сквозь ярость прибоя и собрались все на {15} твердой земле. Еще неизвестно, остров под их ногами или материк...

На шестой день после высадки, чуть отдышавшись, они карабкаются по обрывам самой высокой в тех местах горы... Да, они на острове! Они обречены на долгое, может быть, вечное, заключение на нем. Впервые они видят его сверху. И вот старший и мудрейший из них, всезнайка Сайрес Смит, вносит такое странное, несвоевременное предложение: заняться «крестинами» острова и его частей... «Разве у нас нет более важных дел?» — наверное, послышался шум возражений?..

Ничуть не бывало.

«— Отлично,— сказал Гедеон Спилетт.— В будущем это сильно упростит нам дело, когда придется говорить о каком-нибудь месте на нашем острове.

— Правильно! — согласился простак Пенкрофф, — удобно, когда можешь указать, куда и откуда идешь. А названия — это проще простого: возьмем их из «Робинзона», которого мне читал Герберт. «Бухта Провидения», «Коса Кашалотов»...

— Нет, — перебил его Герберт. — Лучше назовем заливы и мысы нашими именами. Именем мистера Смита, мистера Спилетта, именем Наба...

— Моим именем? — сверкнув белозубой улыбкой, вскричал негр Наб.

— А по-моему, правильнее будет придумать названия, которые все время напоминали бы нам родину,— возразил Гедеон Спилетт.

— Согласен,— проговорил Смит.— С главными частями острова так и надо поступить; это будет вполне уместно. Большую бухту мы можем назвать «Бухтой Соединения». Ту, широкую,— бухтой Вашингтона. Гора, где мы находимся, пусть будет горою Франклина, а озеро перед нашими глазами — озером генерала Гранта  [11]1. Пусть эти имена напоминают нам родину и тех, кто ее прославил. Что же до ручейков, малых мысов и затонов, то я предлагаю выбрать для них имена, кото-{16}рые говорили бы о их очертаниях, о каких-либо особенностях... Речки же, заводи и затончики, которые отсюда не видны, но на которые мы, конечно, наткнемся, как только начнем исследовать лесистые пространства, будут получать названия по мере того, как мы станем их обнаруживать...»

Предложения были приняты единогласно.

Да и как было их не принять? Великий французский фантаст мог выдумывать удивительные вещи, но за всяким его вымыслом всегда стояло отличное знание всего действительно происходящего в мире. Так и тут: развернув перед читателем несколько способов называть географические пункты, «местá», он на деле перечислил как раз те из них, какие человечество чаще всего применяло и применяет вот уже бесчисленное множество лет.

Человек склонен всему, что он ни увидит, обязательно дать название. Да без этого ему было бы очень трудно разобраться в хаосе окружающих его предметов и явлений. Поселите себя мысленно в городе, где ни одна улица никак не называется: как вы объяснили бы соседу, где вчера вам удалось купить футбольную камеру и куда ему надо за ней пойти? Легко ли было бы послать вашу сестричку за грибами, если бы рощи, перелески, речки и озера вокруг вашего колхоза внезапно «онемели», утратили свои имена?

Стоит нам столкнуться с новой вещью, мы немедленно называем ее. Люди с наслаждением дают имена чему и кому угодно — травам и деревьям, зверям и зверюшкам. Они всегда привязывают к ним имена нарицательные, слова. Они с особой радостью прикрепляют к ним и имена собственные, как только животное, птица или рыба чем-нибудь выделились из ряда себе подобных, ухитрились «завязать с человеком личную связь».

На плоту «Кон-Тики», в щели бальзовых бревен, наполненной соленой водой, поселился крошечный краб. Едва выяснилось, что он плывет вместе с людьми, они немедленно «окрестили» его ханнесом, то есть «Ванюшей».

Французская подводная экспедиция у Лунных островов близ Мадагаскара обнаружила под килем корабля приставшую к нему рыбу-прилипалу. Рыба привязалась к морякам, стала ручной. И тотчас же она сделалась для них «Катериной». {17}

«...Катерина была крупной рыбой, длиной чуть поменьше метра, с белыми полосками по бокам... Катерина, как всегда, получила свою порцию объедков...»  [12]2

Все рыбы остались «рыбами просто», «рыбами вообще», а эта стала Катериной: в глазах людей она приобрела особое значение, оказалась им для чего-то нужной...

Удивительно ли, что у людей испокон веков появилась склонность называть особым собственным именем и каждое примечательное для них место, которое они обнаруживали возле себя,— любую излучину реки, расселину горы, каждый уступ холма, поляну в лесу, источник среди пустыни... Сегодня это просто поляны и родники, но ведь завтра они могут понадобиться...

Не диво поэтому, что и жители «Таинственного острова» так единодушно одобрили предложение Сайреса Смита: оно удовлетворило их естественному «стремлению называть».

Жюль Верн заставил их поразмыслить над тем — а как же, какими именами следует при этом пользоваться? Они перебрали несколько различных способов.

Пенкрофф предложил поступить просто: взять книжку и перенести оттуда на место уже кем-то придуманные имена. Это неинтересный способ, но, надо сказать, и он, к сожалению, применяется. На Украине, например, была до революции деревня, которая звалась Мыс Доброй Надежды: помещик, владелец этой деревни, явно взял для нее имя «из книжки»; так Пенкрофф предлагал один из мысов своего острова назвать мысом Кашалотов, хотя кашалотами там и не пахло. {18}