Карта страны фантазий

Где-то в будущем люди используют отпуск для туристской прогулки на незнакомую планету. Садятся в некий аппарат, неведомо как побеждают пространство — сотни полтора парсеков. И с ними наш современник, какой-то воин, сбежавший в будущее с автоматом в руках.

Но и на некоей планете герои встречают прошлое — подобие фашизма, кровавое человеконенавистническое общество, где господа издеваются над рабами и убивают их. И воин, бежавший в будущее, решает вернуться в свой век, чтобы с оружием в руках довершить борьбу с фашистами.

Так как в реальном мире никто не способен убежать от тягот настоящего в будущее, тем более — вернуться в прошлое, раскаявшись, повесть эту, видимо, надо понимать в переносном смысле. Стругацкие выступают против моральной попытки к бегству в будущее писателей-мечтателей и читателей, увлеченных мечтами.

Дверь мечтаний открыта, но входить в нее рано, — так я понимаю эту повесть.

А в конце 1963 года вышло другое произведение тех же авторов, явно принадлежащее психологической фантастике, — «Далекая Радуга».

Радуга — «это некая, не из числа спутников Солнца, планета, отданная физикам для проведения небезопасных опытов. И биологи проводят там свои опыты. У физиков и биологов семьи, жены, дети, при детях воспитатели. Есть на планете и гости: художники, туристы. И вот один из опытов приводит к катастрофе. Выплескивается из подпространства черная волна, сжигающая все живое. А на Радуге в это время один-единственный звездолет, и всех увезти он не может. Кому жить, кому гибнуть?

Вихрь лиц: люди, жертвующие собой и спасающие себя, люди, подавленные и встречающие смерть гордо. Художник, несущий в ракету свой шедевр, юноши, спасающие изобретение, женщина, спасающая ребенка. Популяризации никакой. Физический опыт условен: некая волна, возникающая в некоем пространстве. Всякие ученые термины — «Лю-волна», и «Д-пространство» и другие служат только для создания колорита.

Предвидение? Никакого. Мечта? Какая же мечта о катастрофе? Тут не мечта, а психологическая повесть на тему: «Человек перед лицом смерти». И для философского противопоставления рядом стоит персонаж, избавленный от смерти, совсем фантастическое существо, некий Камилл, срастивший себя с машиной и обеспечивший себе восстановление, практическое бессмертие. Ему тоскливо, потому что он не разделит общую судьбу. Он не боится, не жертвует собой и не вызывает сочувствия. Завтра он воскреснет один на пустой, посыпанной пеплом планете.

Всего за четыре года до «Далекой Радуги» я потратил, наверное, тысячу литературно-лошадиных сил, стараясь доказать, что мечта об удлинении жизни, в принципе неограниченном — до ста, пятисот, тысячи лет, не противоречит биологической науке. Прошло всего четыре года, и оказалось, что через все мои трудности можно просто переступить, нарисовать Камилла, бессмертного, как Христос, и обсуждать, что хорошего даст ему бессмертие. У Стругацких — ничего хорошего. Так же и у Свифта — глубоко несчастны выжившие из ума бессмертные струльдбруги. И у К. Чапека — холодна, черства и пресыщена трехсотлетняя нестареющая красавица Элина Макропулос.

Опять-таки — дверь мечтаний открыта, но входить не стоит.

И еще пример, уже 1965 года.

Некий аппарат, посланный к звездам, каким-то способом заблудился во времени и пространстве и попал на Землю будущего. И каким-то способом вернулся и привез людям сведения об их будущем — даты смерти. Отныне каждый человек на Земле знает год своей смерти. Знает женщина, одиннадцать лет ждавшая любимого, знает ее любимый, посвящающий ей все часы этого последнего года, и восемнадцатилетняя бойкая девушка Иль знает, что жить ей на земле восемнадцать лет (О. Ларионова, Леопард с вершины Килиманджаро).

И у Ларионовой знакомая идея: не очень-то стоит входить в дверь мечтаний. Люди, проникшие туда, принесли трудное знание о своей судьбе. Ведут они себя мужественно, до последней минуты борются, как раненый леопард… Но лучше бы они не заглядывали в будущее.

Пожалуй, эта повесть продолжает тему «Шагреневой кожи». Герой Бальзака видит приближение смерти наглядно, герои Ларионовой знают дату. Аллегория Бальзака точнее: люди, растратившие себя, действительно ощущают приближение конца и оттягивают его, экономя силы. У Ларионовой получилось неотвратимое предопределение, практически недостижимое. Тем более что герои ее — молодые люди, гибнущие случайно. Впрочем, если у Бальзака точнее, это еще не укор.

Но сейчас я хотел подчеркнуть другое. Дверь мечтаний открыта, авторы знают это, читатели согласились. И можно, не обременяя себя научными лекциями, входить в нее, использовать фантастическую обстановку, чтобы разбираться в психологии героев.

Что же касается характеров… Характеры, если вдуматься, есть типовые в каждом разделе фантастики. Не везде глубокие и сложные, нередко примитивные. На то есть причина.

Какова функция героя в познавательной фантастике? Он — Глаза. Его несложная задача — увидеть человеческим оком Луну, атомы или ящеров. Все остальное — придаток к глазам. Черты характера можно придумать для него, смотрящего во все глаза, но эти черты ни к чему, они бездействуют. И герои познавательной фантастики безлики и взаимозаменяемы. Глаза-то есть у каждого. Одно насекомое увидел мальчик, другое — девочка, третье — профессор.

В фантастике идей главная задача автора — изложить идею и восхитить слушателей. Именно поэтому естественные герои — Удивляющий лектор и Удивленный слушатель. Прочие черты можно придумать, но они к делу не относятся, только «затемняют идею. Один герой — Язык, другой — Уши.

В приключенческой фантастике главное — победить врага. Значит, основные характеры — это Молодец-победитель и Злодей-враг. Враг должен быть злобным, иначе не стоит с ним бороться, Победитель — молодцом, иначе он не заслуживает подражания. Можно одеть эти скелеты мясом и одеждами, но не слишком сложными, чтобы читатель (юный) легко разобрался, кто злодей и кто молодец.

Своя специфические характеры есть и в фантастике-мечте: Ученая Фея, приносящая в мир открытие (конечно, это гениальная фея), и Потребитель, желательно восхищенный. А если он не восхищается, стало быть, и мечта — не мечта. Но Потребитель — человек средний, обыватель, образованный или необразованный, он должен быть реалистичен и может быть даже сложен.

Еще сложнее характеры в других разделах фантастики. В фантастике труда и творчества герой-Труженик. Труженики уже многообразны, среди них умелые и бездарные, добросовестные и ленивые, командиры и подчиненные, цельные и колеблющиеся и сколь угодно сложные.

Сложным может быть герой и в произведениях со сложной задачей: приключенческо-познавательно-мечтательно-трудовых. Бывают и такие.

И в тех, которые главную цель видят во внимательном рассмотрении человеческой натуры, то есть в данном разделе фантастики, пока пустоватом.

И еще в тех произведениях, которые, обсуждая последствия мечты, начинают сомневаться в мечтаниях, даже осуждать их…

О фантастике осуждающей и пойдет разговор в следующей главе.

Претензии десятая и одиннадцатая ФАНТАСТИКА ПРОТИВ ФАНТАСТИКИ

Говорилось уже, что фантастике присуща гиперболизация, а свойство это, удобное для возвеличивания героя, мечты, идеи, пригодно и для осуждения — чтобы высмеять, с грязью смешать. Поэтому гротеск, памфлет, сатира легко принимают фантастику. Фантастика может бороться с прошлым, с недостатками настоящего и даже… будущего. Фантастика против фантастики! Удивительный парадокс.