Подвижники и мученики науки

Но Голландия была в ту пору государством крепнущей буржуазии. Освободившись после долгой и упорной борьбы от гнета Испании, она стала едва ли не самой независимой страной среди других стран Европы. Этому в полной мере способствовало развитие ее промышленности и торговли, как внутренней, так и внешней. Ее буржуазия, стремясь к самоопределению, не прочь была отстаивать более или менее свободные политические порядки, и в том числе свободу совести и относительную свободу мысли.

Это, конечно, спасло Спинозу от суровых гонений со стороны светских властей. Но не спасло от суда синагоги. И не могло спасти. Ибо он был всецело заражен духом новых идей и стремлений, а большая часть еврейства оставалась верна обрядам, догме, духу праотцов. Поэтому и возник конфликт между Спинозой и правоверным еврейством. Но на сторону Спинозы встала передовая интеллигенция Голландии, разделявшая его философские и обшественно-политические взгляды. Все, лично знавшие Спинозу, высоко ценили его за скромную трудовую жизнь, за искренний, глубоко правдивый характер, за отзывчивое, полное благородства отношение к людям.

Нам достаточно будет привести кое-какие речи Спинозы, чтобы читателю стало ясно, почему его одинаково ненавидели сторонники и иудейской, и христианской церкви.

Прежде всего нужно сказать, что для Спинозы пророки — Моисей и Христос — не боги и даже не богочеловеки, а просто люди, к словам и поучениям которых каждый разумный человек может и должен относиться критически, сознательно, не принимая на веру всего того, что им приписывают.

Переходя к Библии, Спиноза без всяких обиняков заявлял, что она «содержит ошибки, пропуски, подделки и несогласна сама с собой». Он, однако, не голословно утверждал это, а очень подробно и строго доказывал на основании своих обширных и разносторонних знаний, которые он почерпнул из книг, написанных на древних и новых языках. При этом не мало доставалось от него попутно и христианским богословам, и талмудистам.

«Мы видим, — писал Спиноза, — что почти все выдают свои измышления за слово божие и стараются только о том, чтобы под предлогом религии принудить других думать заодно с ними. Мы видим, что богословы по большей части были озабочены тем, как бы им свои выдумки и мнения вымучить из священных письмен и подкрепить божественным авторитетом. Мы видим, что они ни в чем другом не поступают с большим легкомыслием, как в истолковании Писания…»

Вся задача таких истолкований Библии и других религиозных книг сводится, по мнению Спинозы, к тому, чтобы склонить людей, и в особенности толпу, к благоговению перед богом и религией не доводами разума, а возбуждением их фантазии. Отсюда и всевозможные чудеса, которыми полно «священное писание» и о которых так охотно распространяются и пророки, и апостолы, и «отцы церкви», и самые заурядные богословы. А между тем, что такое чудо? — спрашивает Спиноза. И отвечает: «Это событие, естественной причины которого мы не можем объяснить примером другой обыкновенной вещи». Но у каждой эпохи, продолжает он, свои познания, которые из столетия в столетие растут и ширятся. Пророки, продолжает он, не знали того, что знаем мы, и потому им должно было казаться чудом все, чего они не смогли объяснить естественными причинами. Еще менее сведуща была поклонявшаяся пророкам толпа; и потому так охотно верила она в чудеса.

Во всех этих рассуждениях Спиноза предстает перед нами как поборник естествознания, как убежденный защитник того взгляда, согласно которому все в природе протекает закономерно и что в ней поэтому нет и не может быть чудес. Правда, далеко не все совершающееся в природе уже обследовано и изучено, говорил Спиноза. Но, неизменно веря в силу познавательных способностей человека и в творческую мощь разума, он резко отвергал все разговоры о чудесах и всемогуществе бога.

Есть в рассуждениях Спинозы и другая подкупающая сторона: он смело, без всяких околичностей, с присущей ему прямотой говорит о том, как представители любой церкви использовали религию в целях эксплуатации широких масс. Это — огромная его заслуга перед угнетенными.

Такие речи могли срываться с уст только атеиста. Христианский мир называл Спинозу «князем атеистов». И это глубоко правильно, хотя считать Спинозу подлинным и последовательным атеистом нельзя: ведь он был человеком своей эпохи.

Спиноза

Верующие никак не могли простить Спинозе еще один большой «грех»: его общественно-политические взгляды, его демократизм. Государство, говорил он, должно быть совершенно независимо от церкви, а власть не должна считаться с мнениями богословов и притязаниями духовенства. Религия — неизбежное зло, пока люди не станут настолько культурными, что наука и философия заменят им религию.

Права граждан на свободу совести, мысли и слова неотъемлемы, лучший идеал людей — братство, равенство, веротерпимость и свобода личности. Таковы политические взгляды Спинозы. Так молодая голландская буржуазия словами великого философа и гражданина утверждала свои права на господство.

Спинозу прокляли. Спинозу клеймили позорными именами. Спинозу многократно травили методами низкой клеветы. Но, будучи гражданином Голландии, он не изведал ни прелестей тюрьмы, ни гнусностей инквизиции. И если бы не чахотка да более чем скромные условия жизни, он мог бы прожить дольше и шире развернуть свое огромное философское дарование.

Он — один из выдающихся подвижников науки, которому пришлось пережить на своем веку немало тяжелого и мучительного, и виной этому была фантастическая религиозная нетерпимость.

Закончим эту главу кратким описанием злоключений, выпавших на долю известного английского ученого Джозефа Пристли (1733–1802 или 1804).

Пристли родился и воспитывался в религиозной семье. Сам он был настроен религиозно, но это не помешало ему серьезно изучить математику, физику, химию и философию, а также несколько древних языков, в том числе арабский. Особенно увлекся Пристли наукой, когда судьба свела его с Вениамином Франклином — государственным деятелем новорожденной американской республики и ученым-физиком.

Под влиянием Франклина Пристли вплотную занялся вопросами физики и химии, в частности электричеством, написал сочинение «История электричества», получил степень доктора и стал сотрудником Лондонского королевского общества. Знаменитый английский физик Томсон так характеризовал Пристли: «Чуждый всяких корыстных целей, он неустанно стремился во всех своих работах к одной цели — к раскрытию истины».

В итоге научной деятельности Пристли получился пятитомный труд, создавший эпоху в истории физики и химии. Труд этот назывался «Исследования и наблюдения над различными видами воздуха» и заключал в себе целый ряд новых открытий. Автор знакомит читателя с составом воздуха, говорит о получении кислорода из окиси ртути, описывает углекислоту, окись азота и серию других открытых им газообразных веществ: аммиака, сернистого и хлористого водорода и т. д.

Эти строго научные занятия и блестящие открытия не оторвали, однако, Пристли от серьезного интереса к религиозным спорам (которыми тогда полна была Англия) и к политическим вопросам. Он критически разобрал основные религии, и за это на него посыпались со всех сторон обвинения в неверии.

Не понравился соотечественникам Пристли и тот энтузиазм, с которым он приветствовал Великую Французскую революцию. Особенно возмущало их, что революционная власть дала ему звание французского гражданина, а один из департаментов Франции избрал Пристли депутатом конвента. Все это не предвещало ему ничего хорошего. Чувствовалось, что над головой свободолюбивого ученого собираются грозные тучи.

Была годовщина взятия Бастилии. Друзья Пристли устроили банкет. Пристли, однако, на нем не присутствовал. Но враги его, подстрекаемые епископами и монархистами, направили толпу громил к помещению, в котором происходил банкет. Побушевав тут вволю и не найдя Пристли, погромщики направились к его дому. Дом подожгли. Квартиру разгромили, уничтожив все, что можно было быстро уничтожить: инструменты, книги, рукописи. Но самого хозяина не нашли: Пристли успел скрыться у соседей.