Этногенез финно-угорских народов по данным антропологии

Конкретные пути использования антропологических материалов в изучении происхождения и основных этапов этнической истории финно-угорских народов можно свести к четырем группам вопросов или к четырем фундаментальным проблемам. Каждая из этих проблем находит отражение и в других подходах — лингвистическом, археологическом, историко-этнологическом и т. д., но отдельные аспекты именно этих проблем могут быть освещены с помощью антропологических материалов полнее и глубже, чем с помощью любых других.

Первая из этих проблем — степень антропологической дифференциации финно-угорских народов и масштаб удаленности наименее близких народов друг от друга. Эта удаленность может быть оценена на уровне современности также через соответствующую этнографическую и лингвистическую информацию, но этнография и лингвистика не располагают пока способами количественной оценки близости этнических групп или носителей соответствующих языков друг к другу, иными словами, способами количественной оценки степени культурной или языковой дифференциации. Для антропологической дифференциации разработаны разнообразные способы оценки — начиная с качественных, при которых тот или иной комплекс признаков соотносится с определенной системой расовой классификации и находит внутри нее более или менее точное место, и кончая разнообразными, быстро развивающимися сейчас методами многомерного анализа. Уровень антропологической дифференциации финно-угорских народов при надлежащей интерпретации дает материал для обсуждения их языковой n культурной близости, иными словами, для суждения об их этнической истории.

Вторая проблема в отличие от первой — проблема, если можно так выразиться, не «внутренняя» финно-угорская, а «внешняя», проблема не внутренней этнической структуры финно-угорских народов, а их внешних связей, контактов с иными этносами. Для поздних эпох такие контакты засвидетельствованы прямыми сообщениями письменных источников, лингвистическими и этнографическими данными, по мере удаления от современной эпохи единственным источником сведений о них остаются археология и палеоантропология. Уже можно считать твердо установленным, что формирование финно-угорских народов происходило в процессе многообразных контактов с народами различных языковых семей как па востоке, так и па западе их ареала, и реконструкция таких контактов с помощью палеоантропологии и изучение антропологических особенностей современного населения является необходимой страницей в книге этногенеза финно-угорских народов.

Третья проблема — это история тех локальных расовых комплексов, вариантов, групп популяций или типов (последнее наименование, правда, неоднократно скомпрометировало себя в разнообразных схемах индивидуальной типологии), которые выделяются в составе финно-угорских народов. Палеоантропологически восстанавливаемая эта история — далеко не повторение этнической истории носителей расовых комплексов, но она связана с ней многообразными связями и неоднозначными переходами, во многих случаях освещает не только интенсивность контактов, но и их направление. Динамика расовых признаков и комплексов помогает часто вскрыть тот социальный фон, на котором развивается расогенетический процесс. В истории финно-угорских народов подобное направление исследований особенно важно, так как при значительном различии составляющих их расовый состав элементов автоматически можно ожидать картину большой сложности их расовой истории. Опа и вскрывается частично палеоантропологическими материалами вместе с археологическими, говорящими также и об исключительно сложной этнической истории.

Наконец, последняя, четвертая проблема в ряду важнейших проблем этногенеза финно-угров с антропологической точки зрения — получение ответа на вопрос о прародине финно-угорских народов. Если реконструкция исторической динамики отдельных антропологических комплексов приведет в конце концов определенным образом к установлению общего исходного прототипа, можно положительно решить вопрос об их исходной расовой общности и дивергенции как преобладающем процессе формирования их расового состава. От расовой прародины закономерен переход к рассмотрению прародины народов и языков. Выявление множества исходных расовых комплексов, очевидно, подводит к нигилистической оценке наших возможностей в реконструкции прародины финно-угорских народов, хотя и не снимает эту проблему полностью. Тогда антропологическая информация ставит перед историческим исследованием другой вопрос не меньшей важности — каковы те интегративные исторические n социальные явления, которые вызвали формирование родственных народов н языков на разнородной расовой основе.

Не входя в обсуждение места каждого финского и угорского народа в антропологической классификации, что потребовало бы слишком много времени, укажу лишь, что мы имеем дело в данном случае с широким спектром типологически разнородных антропологических характеристик. Ливы, например, отличаются исключительно сильной выраженностью европеоидных особенностей (Денисова, 1956), ханты практически входят в состав монголоидной расы, хотя и характеризуются в сравнении с классическими монголоидными популяциями некоторым ослаблением развития монголоидных признаков (Руденко, 1914; Дебец, 1947). Такие факты общеизвестны, но они чрезвычайно важны для нашей темы, так как именно они свидетельствуют о большом морфологическом полиморфизме финно-угорских народов, а значит, и о сложных путях расогенеза в пределах предков финно-угров, их многообразных контактах с представителями других расовых комплексов и т. д.

Какие этнические заключения можно сделать из самого факта значительного морфологического полиморфизма финно-угорских народов? Прежде всего он свидетельствует о том, что формирование предков финно-угров происходило в рамках достаточно широкой территории, захватывавшей периферийные районы и европеоидного, ii монголоидного ареалов. Процесс складывания финно-угорской общности имел место в расово разнородной среде, включавшей в свой состав как европеоидные, так и монголоидные варианты. В пределах этой разнородной в расовом отношении среды (возможно, она была достаточно разнородна и в культурном отношении — предполагать это позволяют и размеры территории, и ее резкая ландшафтно-климатическая характеристика) должны были действовать какие-то факторы, способствовавшие интеграции языковых процессов и выделению первоначального ядра финно-угорских языков. Можно думать, что в качестве такого фактора выступало смешение, которое в конечном итоге сближало и антропологические характеристики финно-угорских народов, но изменяло эти характеристики в силу их стабильности значительно медленнее.

Антропологическая среда, в которой складывались финно-угорские народы, была не только разнородной в расовом отношении — она лишь частично была расово специфической, а современный антропологический состав финно-угров роднит их со многими окружающими народами.

Что касается венгров, то при всей неясности многих вопросов их этногенеза и этнической истории ясно одно: предки венгров рано оторвались от своего угорского ареала, долгое время проживали в среде народов, населявших южнорусские степи, вступали с ними в разнообразные и интенсивные брачные контакты, поэтому их этническая история отличается исключительным своеобразием по сравнению с другими финно-угорскими народами. Это своеобразие отразилось в их антропологическом облике — краниологически совершенно несомненно устанавливается сходство между венграми и носителями брахикранного сравнительно широколицего европеоидного комплекса, который так сильно был распространен в составе средневекового населения Нижнего Поволжья и северных районов Средней Азии и который представлял собою в разных вариантах позднюю формацию памиро-ферганской расы.

На западе своего ареала финно-угорские народы близко сходны морфологически с балтийскими и восточнославянскими. Не вдаваясь в подробности, отмечу лишь основной вывод, вытекающий из многих исследований: в составе эстонцев представлены те же локальные комплексы признаков, которые мы находим в составе балтов (Битов, Марк, Чебоксаров, 1959), по-видимому, можно то же повторить и про финнов (Kajanoja, 1970). Сходные, вернее даже сказать, тождественные локальные варианты объединяют русских северных и восточных областей их расселения с волжско-финскими народами (сводка данных: Алексеева, 1965). Последнее выявляется и по краниологическим данным: русские Архангельской области, например, краниологически сходны с восточно-финскими народами (Алексеев, 1969). Любопытно отметить, что география системы АВО не нарушает отмеченной картины чересполосицы антропологических и этнических границ и не противопоставляет финские народы их соседям (Бунак, 1969). Это справедливо даже по отношению к лопарям, которые по большинству серологических факторов сближаются с другими европейскими народами: последнее является основным аргументом против гипотезы их восточных контактов и рассмотрения их антропологического типа только в рамках европеоидной расы (A. Mourant, 1964). На востоке финно-угорского ареала комплекс признаков, свойственный хантам, представлен в то же время у ненцев (Дебец, 1947; Алексеев, 1971), селькупов (Дебец, 1947; Розов, 1956), частично, возможно, чулымских татар (Розов, 1961) и тобольских татар (Трофимова, 1947). У тюркоязычных народов Западной Сибири этот комплекс, судя по всем другим историческим свидетельствам, представляет собой субстратное явление. Что же касается морфологического сходства угров и самодийцев, то, вне зависимости от того, каким конкретным историческим событиям и процессам оно обязано своим возникновением — субстратно-суперстратному взаимодействию или формированию угров и самодийцев в сходной расовой среде,— оно должно быть отнесено к значительно более глубокому хронологическому уровню, чем упомянутое сходство обеих этих групп с тюркоязычными западносибирскими народами.