Дуэль Лермонтова (Еще одна гипотеза)

Владимир Левин

"Дуэль Лермонтова"

(Еще одна гипотеза)

В 1843 году друг и родственник Лермонтова А. А. Столыпин, прозванный поэтом "Монго", впервые перевел на французский язык "Героя нашего времени". Столыпин, живший в то время в Париже, увлекался идеями Фурье и свой перевод поместил в фурьеристкой газете "La Democratic pacifique".

В редакционной заметке, анонсировавшей начало печатания в ближайших номерах газеты лермонтовского романа, говорилось о его теме и реакции на него русского читателя и критики. Заметка заканчивалась весьма значительной фразой: "Г. Лермонтов недавно погиб на дуэли, причины которой остались неясными".

Б. Эйхенбаум, а вслед за ним Э. Герштейн с полным основанием утверждают, что материал для этой заметки мог быть сообщен редакции только Столыпиным, и последняя фраза отражает, таким образом, его мысли о лермонтовской дуэли.

Попытаемся взглянуть на события не только глазами современного исследователя, но и глазами А. А. Столыпина.

Думается, что при скрещении этих двух точек зрения многое должно проясниться.

Более ста двадцати пяти лет прошло со дня дуэли Лермонтова с Мартыновым, и на протяжении последних семидесяти с лишним лет немало исследователей стремились прочитать эту роковую страницу биографии поэта, однако вряд ли можно считать, что современные ученые по сравнению с первым лермонтовским биографом - П. А. Висковатовым значительно продвинулись в своих розысках. Точно так же, как многое в этой дуэли было неясно Висковатову, точно так же это вынуждена признать и Э. Герштейн - автор последнего и наиболее полного исследования о дуэли Лермонтова с Мартыновым.

Попробуем на основании имеющихся материалов еще раз воссоздать картину этой дуэли, а главное, подвести итоги тому, что нам известно, а что и сейчас составляет загадку.

Прежде всего - причины дуэли.

Факты таковы.

До последнего приезда поэта в Пятигорск Лермонтов и Мартынов были если не друзьями, то по крайней мере близкими приятелями. Их добрые отношения, сложившиеся еще в юнкерском училище, сохранялись, несмотря на частые и продолжительные разлуки. Дружеские отношения были у Лермонтова и с семьей Мартынова: по свидетельству А. И. Тургенева, поэт в течение всего своего пребывания в Москве в 1840 году (сам Мартынов в это время был на Кавказе) постоянно бывал у Мартыновых, предпринимал совместные загородные поездки с сестрами своего будущего убийцы, появлялся в их ложе в театре. К этому времени относится и небезынтересное письмо матери Мартынова к сыну на Кавказ:

"Лермонтов у нас чуть ли не каждый день. По правде сказать, я его не особенно люблю; у него слишком злой язык, и, хотя он выказывает полную дружбу к твоим сестрам, я уверена, что при первом случае он не пощадит и их; эти дамы находят большое удовольствие в его обществе. Слава богу, он скоро уезжает; для меня его посещения неприятны". Мать Мартынова, по всей видимости, опасалась метких острот несколько невоздержанного на язык поэта, но, безусловно, она ничем не выдала своей неприязни к нему, продолжавшему бывать у них в доме на правах старого друга ее сына.

Одна из сестер Мартынова - Наталья Соломоновна - была в тот период весьма неравнодушна к Лермонтову. "Говорят, что и Лермонтов был влюблен и сильно ухаживал за ней, а быть может, и прикидывался влюбленным", - писал еще в 90-х годах автор публикации материалов о взаимоотношениях Лермонтова с семьей Мартынова Д. Д. Оболенский. "Одной нашей родственнице, старушке, - читаем у него же, - покойная Наталья Соломоновна не скрывала, что ей Лермонтов нравится..."

Вполне естественно, что, только-только приехав в Пятигорск и остановившись в гостинице Найтаки, Лермонтов, узнавший, что и Мартынов в Пятигорске, радостно предвкушает встречу со старым и близким товарищем. Как вспоминает Магденко, приехавший вместе с Лермонтовым и Столыпиным, минут через двадцать после их приезда, "потирая руки от удовольствия, Лермонтов сказал Столыпину: "Ведь и Мартышка, Мартышка здесь... Я сказал Найтаки, чтобы послали за ним".

Это было 13 мая, а ровно через два месяца - 13 июля - Мартынов вызвал Лермонтова на дуэль.

В свое время исследователи придавали немалое значение версии о якобы давней и затаенной обиде Мартынова на Лермонтова, обиде, явившейся истинной причиной дуэли. Согласно этой версии Мартынов якобы выступил заступником за свою сестру. Однако современные исследователи убедительно доказали ее несостоятельность. Следует признать безусловным, что к моменту приезда Лермонтова в Пятигорск его добрые отношения с Мартыновым ничем не были омрачены.

В этом вопросе никакой неясности для Столыпина не могло быть.

Говоря о причинах дуэли Лермонтова с Мартыновым, вряд ли следует хоть сколько-нибудь принимать во внимание недокументированные предположения некоторых романистов-биографов, согласно которым Мартынов, зная о резко отрицательном отношении к поэту со стороны высших кругов (о влиянии этих кругов на Мартынова мы скажем дальше), готов был выступить в роли наемного убийцы, надеясь тем самым восстановить свою подорванную карьеру

Дуэль тяжко каралась в те времена, и Мартынов в первые последуэльные дни лучшим исходом для себя считал солдатскую службу в кавказской армии. "Что я могу ожидать от гражданского суда? - писал он Глебову с гауптвахты. Путешествия в холодные страны? Вещь совсем не привлекательная. Южный климат гораздо полезнее для моего здоровья, а деятельная жизнь заставит меня забыть то, что во всяком другом месте было бы нестерпимо моему раздражительному характеру".

Итак, варианты "Мартынов - заступник за сестру" и "Мартынов - наемный убийца" отпадают.

Что же произошло в те два месяца, которые отделяют приезд Лермонтова в Пятигорск от вызова его на дуэль?

Надо отметить, что насмешливый по своему характеру Лермонтов постоянно выбирал кого-либо из знакомых в качестве мишени для своих острот. "Он не мог жить без того, чтобы не насмехаться над кем-либо; таких лиц было несколько в полку", - писал М. Б. Лобанов-Ростовский. Ф. Боденштедт был свидетелем того, как Лермонтов на протяжении всего обеда вышучивал Олсуфьева и Васильчикова; существуют данные, что немало пришлось претерпеть и молодому офицеру Лисаневичу. По воспоминаниям Н. М. Сатина, эта черта еще летом 1837 года в Пятигорске помешала сближению Лермонтова с Белинским и с кружком ссыльных декабристов.