Повседневная жизнь депутатов Государственной думы. 1993—2003

По мнению ведущего, выходить посреди недели — во вторник — со специальным выпуском «Разбора полетов» было сущей нелепицей. К тому же из-за этого ему пришлось на три дня раньше вернуться из Лондона, где он занимался семейными делами.

«Аполитично рассуждаешь! — спародировал Алик Нехорошев известного киногероя ^[363], пытаясь привести телезвезду в хорошее расположение духа. — В то время когда наш народ еще не знает всей правды о нависшей над ним угрозе — возможной отставке мудрого из мудрейших, трезвого из трезвейших президента, ты, уважаемый, отказываешься от эфира». Саша одарил Алика недобрым взглядом и вышел из кабинета, прошипев: «Гусятников все объяснит кому надо».

Тем не менее служба есть служба, и английский домик надо отрабатывать. Поэтому, хотя и без воодушевления (все это уже сто раз рассказывалось и как минимум еще раз будет повторено в воскресной передаче, когда комедия закончится), Сундуков вещал про импичмент, расклад сил в Думе и возможные последствия думской затеи.

После пикантного сюжета о недавнем провале импичмента против американского президента Клинтона ^[364], сделанного собкором ДТВ в США, ведущий перешел к изложению механизма отрешения от власти главы Российского государства.

«Конституция 1993 года предусматривает три варианта досрочного ухода президента со своего поста: добровольная отставка, стойкая неспособность по состоянию здоровья осуществлять свои полномочия или отрешение от должности ^[365].

Основной закон не дает никаких толкований понятию „стойкая неспособность“ и не предлагает способов ее определения. Начиная с 1995-го и по 1998 год ^[366] депутаты Госдумы несколько раз поднимали вопрос о так называемом „медицинском импичменте“, пытаясь принять соответствующие законы и постановления. Застрельщиками всякий раз выступали коммунисты, в частности глава думского комитета по безопасности Виктор Илюхин, и всякий раз терпели фиаско.

Механизм отрешения от должности президента довольно четко прописан в 93-й статье Конституции. Не менее трети депутатов выдвигают обвинения против президента в государственной измене или ином тяжком преступлении. Их фактическую обоснованность и соблюдение процедурных правил оценивает специально создаваемая Государственной думой комиссия. По завершении ее работы выдвижение обвинения против президента двумя третями голосов одобряют депутаты. Затем Верховный суд выносит заключение о наличии в действиях президента признаков преступления, а Конституционный суд оценивает, была ли соблюдена процедура. Если заключения обоих судов положительны, вопрос об отрешении президента от должности рассматривает Совет Федерации. Решение считается принятым, если его поддерживают две трети членов верхней палаты. При этом, если Совет Федерации не выносит своего вердикта в трехмесячный срок после решения Госдумы, обвинение против президента считается отклоненным». — Пересказав весьма близко к тексту две статьи Конституции, Сундуков остановился, чтобы перевести дыхание.

Сделав глоток воды, что позволял себе крайне редко, он продолжил: «По мнению большинства экспертов, механизм российского импичмента настолько сложен, что практически не имеет шансов быть когда-либо реализованным. Это понимают как противники, так и сторонники отрешения Бориса Ельцина от власти.

Недавно в разговоре со мной один из высокопоставленных оппозиционеров признался: довести процедуру до конца реально лишь в случае, когда восставший народ захватит Кремль, возьмет под свой контроль все прочие органы власти — правительство, парламент, суды. Иначе собрать 300 голосов в Госдуме, 118 — в Совете Федерации и добиться поддержки Верховного и Конституционного судов — абсолютная утопия.

Если зачинщики импичмента понимают безнадежность своего предприятия, то спрашивается: зачем они это делают? Зачем Дума, и прежде всего ее левое большинство, затевает новую политическую свару за год до новых выборов президента, спустя несколько месяцев после тяжелейшего финансового и экономического кризиса, из которого только начинает выбираться народное хозяйство страны, при нормальных — впервые за последние годы — отношениях парламента с правительством? Никакого иного объяснения, кроме безответственного политиканства, характерного для нашей думской оппозиции на протяжении всех труднейших лет проведения экономических реформ, просто нет. Прикрываясь волей народа…»

Услышав нотки благородного гнева, окрасившего голос Саши при словах «волей народа», Алик Нехорошев удовлетворенно затянулся сигаретой. Шурик явно входил в привычную роль. Можно считать, что очередной «Разбор полетов» вполне удался.

«Вижу, что Тэтчер, но здесь написано Ганди». Этот старый советский анекдот Красоткин, а может, не только он, вспомнил, слушая диалог между своим шефом — официальным представителем президента в Государственной думе Александром Котенковым и спикером Геннадием Селезневым.

«Геннадий Николаевич, я прошу прощения, что не стал перебивать раньше, действительно я не знаю, что за ошибка произошла, но с самого начала я получил известие о том, что вносится кандидатура Степашина». — Хотя Котенков говорил привычно-уверенным тоном аппаратчика, шея и лицо его стремительно покраснели.

«Александр Алексеевич, я сегодня с чистыми ушами, трубка работает совершенно точно и четко. Президентом была названа кандидатура Аксененко, о чем я вам и сказал. Значит, будет два премьера» ^[367]. — Селезнев даже и не пытался скрыть издевки в голосе.

В зале загудели. Двадцатью минутами ранее председатель Госдумы сообщил депутатам, что во время получасового перерыва ^[368] он переговорил с Борисом Ельциным, чтобы узнать причину, по которой был отправлен в отставку Евгений Примаков. Президент заявил, что у него к Примакову «серьезные вопросы» и уже сегодня на пост председателя правительства «в Государственную думу будет внесена кандидатура министра путей сообщения Аксененко».

Через пять минут после того, как спикер Думы и представитель президента перебросились репликами о премьерах, снова был объявлен перерыв в пленарном заседании: руководство палаты хотело обменяться мнениями на Совете Думы и посовещаться с фракциями.

Выйдя из коридора, соединяющего холл у Большого зала с холлом у Малого, Красоткин услышал, как Селезнев говорит на телекамеры: «За отставкой Евгения Примакова явно проглядывают политические интриги Бориса Березовского».

Валерий Георгиевич бочком протиснулся сквозь ряды плотно обступивших спикера журналистов к лестнице, но не успел дойти даже до лифта, как был атакован группой знакомых газетчиков во главе с Громадиным. «Вы что же народ путаете, мировое агентство „Рейтер“ с толку сбиваете. — Петя мотнул головой в сторону коллег. — Спикер нам говорит — Аксененко, а мы ему — да нет, Степашин. И Селезнев ведь нам не поверил, пока письмо заветное не получил. Валерий Георгиевич, что происходит?» Красоткин задумчиво взглянул на Петю: «Вы спикера слушайте, он дело говорит», — и быстро нырнул в лифт. Поднимаясь на шестой этаж, Красоткин с тоской подумал, что, помимо трех дней непрерывной суеты и беготни в связи с импичментом, впереди еще неизвестно сколько хлопотливых дней или недель с утверждением премьера. Хотя со Степашиным будет легче, чем с Аксененко ^[369]. Его они быстро утвердят. Возможно, с первого раза.

Тем более, если импичмент не пройдет. А он обязательно провалится. По-другому и быть не может. Сколько людей на это работают, Гусятников из Думы не вылезает. Олигархи некоторые тоже подкрепление прислали. Сегодня с утра он видел, как Букашев из «Бета-финанс-групп» задушевно с депутатом из «Российских регионов» общался. Березовский, как волк, по думским коридорам рыскал еще до майских праздников. А как вчера вечером Сундуков заливался! «История нам не простит, если мы дадим наследникам большевизма в очередной раз погубить нашу с вами родину!» Честное слово, с 1996 года такого высокого штиля не слышал!