Стена Зулькарнайна

Современные мусульмане стоят перед угрозой новой “Джахилийа”, угрозой утраты абрахамической традиции и впадения в идиотизм реставрированного и модернизированного язычества. Терпимость к тому, чего не терпит ислам, — это отказ от “Шехады”, равносильный прекращению быть! И ярче всего признаки “Джахилийя” проявлены среди мусульман в СССР, подвергавшегося сначала колониальной тирании со стороны тупоумной и религиозно невежественной псевдомонархии (ставшей чуть ли не с момента своего возникновения инструментом чужой стратегии), — впоследствии же — сатанинскому террору слуг Даджала, типичными методами которых были геноцид и массовая “промывка мозгов”. За время “советской власти” миллионы мусульман были замучены или изгнаны, их потомство несет в себе травматические шрамы от этой глобальной расправы. Сейчас мусульмане СССР вовлечены в заключительный этап имперской истории — краха советского колониализма. Подобно тому как управлявшаяся “из-за кулис” псевдомонархия Романовых изжила свою нужность в качестве инструмента, сменивший ее советский режим, в свою очередь, исчерпал свои функциональные возможности, ради которых его зарубежные хозяева в течение жизни трех поколений не давали ему развалиться.

Финансовый истеблишмент Запада больше не заинтересован в этом геополитическом монстре, позволившем региональным мафиям слишком эмансипироваться от международного контроля, ставшего обузой для мировой экономики в силу вопиющей непродуктивности, наконец, утратившим из-за очевидного одряхления даже роль стратегического пугала. Мы — свидетели того, как по мановению банка в читанные месяцы расчищаются неприступнейшие завалы пресловутого “тоталитаризма”. Гигантская империя оказалась глиняным чудовищем — “Големом” каббалистической легенды.Чему мы являемся свидетелями? С одной страны, мусульманские герои и мученики прорывают фронт объединенного кафирства в Иране, где Враг (носящий в данном случае притерпевшуюся маску “американского империализма”) вроде бы захвачен врасплох. Одновременно же Куфр переходит в наступление, используя свою марионетку Саддама Хусейна на иранском направлении и Советскую Армию — на афганском. Результаты? Иран, захлестнутый петлей блокады, выдерживает агрессию сверхвооруженного, сверхснабжаемого противника и остается исламским. Плохо вооруженные муджахиды вынуждают уйти деморализованную армию агрессора, и Союз, разваливаясь, перестает быть “советским”. Было бы неверно недооценивать роль сражающегося Афганистана в морально-политическом крушении прогнившего большевизма. Выводы? Происходит расчистка поля перед финальной битвой двух полярных сил, расколовших человечество: силой нормального, подлинного, противостоящего гнилостным, распадным, энтропическим процессам, силой, направленной вверх на соединение в первым и единственным Принципом всего сущего, силой ислама — с одной стороны, и силой инерции, фальши, самодовольства, кощунственной арлекинады, демонической жажды конторля, иными словами силой кафирского неоглобализма — с другой. Советский Союз и его сателлиты — это павильон на снос и на вывоз. В контексте подлинной поляризации отменяются прежние фиктивные “противостояния”: все, что служит обманщику, — “конвергирует”.

По нашу сторону оказываются все угнетенные и обездоленные: они в тех или иных обстоятельствах подверглись тирании Дадджала, стало быть, они отмечены печатью причастности к Духу: ныне “лишенный наследства” — это тот, на ком Зверь не поставил свой знак. В этом суть великого политического учения имама Хомейни (да будет Бог им доволен), учение о слабых мира сего, “мустазафинах”: в их слабости воплощено противостояние торжествующему (временно!) Зверю, изъятость из под его сатанинской эгиды.Ислам объединяет всех “мустазафинов”, берет под свое покровительство всех обезоленных. Кто они, сколько их? Это ведомо только Богу, но все лучшее и избранное этой земли — среди “лишенных наследства”. Ислам несет им “Тавхид” в благой удел: единство Бога, единственность Правоверия, единение тех, кто уверовал! Наш “Тавхид” — ключ к высочайшим тайнам, ибо нет большего знания, чем знание Одного.

Поэтому “Тавхид” — это призыв, обращенный не исключительно к мусульманам: любящие Бога, все, для кого дальнее более реально и драгоценно, чем ближнее, все, что не смиряется перед наглостью Гибели и Гнили, выдающей себя за лучезарный рассвет и кипение жизни, все они — адресаты нашего Призыва.К ним обращен черный цвет великого Единения, благородный цвет чистейщей духовности, цвет траура по мученикам ислама, цвет приговора падшему и обреченному миру, цвет тайны…Пророк сказал: “Когда увидите черные флаги со стороны Хорасана, идите на них, поскольку Халиф Аллах Махди будет среди них” (Ахмед-и-Байкади).

ВЕРА В “ПЕРЕСЕЛЕНИЕ ДУШ” И ЕДИНОБОЖИЕ

Опыт смерти и основанная на этом опыте та или иная философия смерти — это изначальный критерий внутренней подлинности человека, его метафизического качества. Явный культ смерти, ее эстетизация, доходящая до одержимости, как это имело место в традициях ацтеков, Египта фараонов или европейской культуре барокко — не обязательно свидетельствуют о подлинном понимании того, что такое поистине есть смерть; ее реальная сущность скрыта по ту сторону декоративной атрибутики, черепов и скелетов с косами, своей избыточностью как бы заклинающей ужас. Вместе с тем непризнание ее как центрального факта, вытеснение мысли о ней за пределы бодрствующего сознания говорит о духовной ущербности еще более глубокой и безысходной. Обычный человек во все времена стремился избежать излишнего сосредоточения на этой теме, с другой стороны, memento mori — помни о смерти — было девизом духовных элит (к которым в Европе средневековья и раннего Возрождения бесспорно относилось и так называемое “оперативное масонство”).Сегодняшний мир в его доминирующем западном, точнее американском, обличье представляет собой в духовном плане исторически беспрецедентную смесь инфантильного, диснейлендовского оптимизма и неизбывной параноидальной тревоги. Исход Второй мировой войны положил конец Европе как центру мирового порядка. На целых два поколения мир вступил в эпоху карнавала, переоценки ценностей снизу, легализованной анархии. Любая норма, догмат, жесткость, дисциплина, наконец, просто упорядоченный смысл были признаны “отрыжками” тоталитаризма, если не прямо фашизма. Жан Поль Сартр лично защищал городских партизан-террористов. Биполярный мир, холодная война только питали своей энергией этот праздник, начинавшийся на руинах разгромленных европейских столиц. Сегодня он кончился вместе с биполярностью. Мы живем в посткарнавальную эпоху. Рождается новая норма, новая догматика, разномастная, абсурдная, лубочная, пытающаяся спрятать свою истерическую паучью агрессивность за либеральными улыбками телекомментаторов. Рождается — уже родился! — новый посткаранвальный тоталитаризм со всемирными амбициями, имя которому — “Нью эйдж”. У этого тоталитаризма, естественно, есть своя догматическая философия смерти. В ней узаконены все мыслимые ошибки, недомыслия, отклонения, “испорченные телефоны” бесконечных межконфессиональных диалогов, и построена эта философия на вере в перевоплощение душ.Идея “перевоплощения” — возвращение души умершего на Землю через рождение живого существа, именуемая на жаргоне неоспиритуалистов “реинкарнацией”, претендует на укорененность в древних традициях. В европейский интеллектуальный обиход эту идею запустил сентиментальный немецкий драматург XVIII века Вольфганг Лессинг. Как социалист и один из первых неоспиритуалистов нового Запада, он оказал большое влияние на французских энциклопедистов, соединявших наружный рационализм со скрытой космистской “мистикой”. Все они, как правило, были спиритами, верили в реинкарнацию (именно Фурье “подарил” это слово официальному основоположнику французского спиритизма Карлу дю Прелю) и даже объясняли умственное и душевное неравенство людей разным количеством испытанных смертей и рождений, благодаря чему “менее опытные” души стоят ниже по шкале спиритической эволюции. (Стоит заметить, что механический рационализм, сталкиваясь с такими “чудесами”, как неодинаковость двух разных объектов (!), прибегает для их “объяснения” к совершенно иррациональным трюкам.)Подлинная духовная Традиция, основанная на передаче сквозь историческое время надчеловеческого знания, никогда и нигде не допускала подобного абсурда. Невозможность реинкарнации очевидно следует из того, что безгранична Универсальная Возможность, неисчерпаема конкретика всех ее реализаций. Повтор рождения одного и того же существа в одних и тех же (земных) условиях так же немыслим, как повторение одного и того же числа на оси числового ряда. Такой повтор, если бы он состоялся всего лишь единственный раз в одной точке “Большого Космоса”, означал бы необратимое схлопывание в ничто всей реальности.