"Трест": легенды и факты

Размышляя над причинами краха Белого дела, Шульгин пришел к оригинальному выводу. На смену Ленину, считал он, «придет Некто». Этот «Некто» будет красным по волевой силе, но белым по преследуемым целям. Он будет большевик по энергии и националист по убеждениям… «Весь этот ужас, который сейчас навис над Россией, – полагал Шульгин, – это только страшные, ужасно мучительные… роды самодержца».[23]

В эмиграции Шульгин был близок к Врангелю, хотя между ними существовали и разногласия. Шульгин, как уже отмечалось, открыто пропагандировал монархизм, Врангель, тоже бывший монархистом, считал, однако, что армия должна быть вне партий и не торопился с поднятием монархического флага. А вскоре к этому разногласию добавилось и еще одно. Шульгин был одним из первых белых идеологов, с кем встретился «трестовец» Якушев. Напомним, что на этой встрече, кроме Шульгина, присутствовали Н. Чебышев, Е. Климович и др. Но если, например, Чебышев заподозрил в Якушеве и представляемом им «Тресте» что-то неладное, то Шульгин, похоже, поверил в «Трест», поверил Якушеву, который сказал ему: «Вы знаете, что такое ‘Трест?’ ‘Трест’ – это измена Советской власти, измена, которая поднялась так высоко, что вы не можете себе представить».

Но Шульгин как раз мог себе представить, как с течением времени многие революционные завоевания будут постепенно изживаться, а исконные исторические корни – давать все больше ростков. Судя по многим высказываниям Шульгина, он не был партийным монархистом, т. е. сторонником государственности обязательно в форме монархии. Скорее он был государственником-монархистом. Еще накануне Октября, выступая в собрании думцев и обращаясь к левым депутатам, Шульгин говорил: «Мы предпочитаем быть нищими в этой стране. Если вы можете нам сохранить эту страну и спасти ее, раздевайте нас, мы об этом плакать не будем!»

«Трест» привлекал Шульгина по трем причинам. Во-первых, как идеолога и политика. Во-вторых, Шульгин сам, собственными глазами рассчитывал убедиться в действительной монархичности «Треста». Ведь сомнения таких людей, как Врангель, Чебышев, Климович и др., не могли пройти мимо него. Наконец, была и еще одна причина, притягивавшая Шульгина к «Тресту» – его старший сын Вениамин, пропавший во время Гражданской войны. Шульгин и раньше прилагал все возможные усилия к его розыску. Наконец, дошли сведения, что Вениамин – в Виннице, будто бы в одной из больниц. В разговоре с Якушевым Шульгин поинтересовался, не может ли «Трест» оказать ему содействие в этом важном для него деле. Якушев пообещал.

Шульгин, естественно, хотел, чтобы его поздка в Россию при поддержке «Треста» проходила в полной тайне. Но сделать это не удалось. В Сремских Карловцах, где он жил, пошли слухи о том, что Шульгин-де собирается нелегально проникнуть в Россию и благополучно вернуться. Люди, близкие к Шульгину, пытались отговорить его от рискованной поездки. Чебышев уверял в том, что Шульгин попадет в руки большевиков и ему «припишут различного рода политические отречения», как это произошло с Б. Савинковым. Шульгин был спокоен за себя. В то, что «Трест» – это учреждение ГПУ, он не верит. Но если даже так, то «Тресту» есть смысл «выбросить» Шульгина обратно, т. к. его возвращение лишь укрепит доверие к «трестовцам». Не убедил его и сам Врангель, прямо указавший, что Якушев – провокатор.

Не забывая об участи Савинкова, Шульгин оставил генералу Л. Артифексову письмо, в котором писал, что хотя и едет он в Россию по личным мотивам, но в случае ареста все должны знать, что он – Шульгин – был и остается непримиримым врагом большевизма. «Поэтому, – писал он, – каким бы то ни было их (большевиков – Г. И.) заявлениям о моем ‘раскаянии’ или с ними ‘примирении’, прошу не придавать никакой веры».[24] Итак, прямая заинтересованность Шульгина побывать в России очевидна. Но какую цель мог преследовать «Трест», стремясь «вывезти» Шульгина на территорию Советской России? Одно дело Савинков или Рейли. Савинков концентрировал вокруг себя боевые силы. Рейли имел тесные связи с разведками и контрразведками многих стран. А Шульгин? В эмиграции он был известен и даже знаменит не как террорист, боевик или разведчик, а как идеолог, талантливый писатель, публицист, автор нескольких книг о революции и Гражданской войне, множества статей по политическим вопросам. Шульгина читали во всех эмигрантских кругах. Его слово было значимо. Книги Шульгина – «Дни» и «20-й год» были хорошо известны и в Советском Союзе. Были они и в ленинской библиотеке. Шульгин – монархист по убеждению – был все же лишен партийных шор. Так, например, рассказывая о Белом движении, он не обошел тему его разложения в конце Гражданской войны. Литератор, писатель часто брал в нем верх над человеком политики, человеком партии. И именно такой писатель, по расчетам советских властей и руководства ОГПУ, не чуждый сменовеховства, понимания эволюции событий, мог увидеть в СССР черты роста и развития, показать их в своей книге, если он ее напишет. Неизвестно, кто и где принял решение через «Трест» «пригласить» Шульгина в Россию, имея в виду дать ему возможность ознакомиться с ситуацией в СССР и порекомендовать написать книгу обо всем увиденном. Без ОГПУ и, скорее всего, лично без Дзержинского, это решение, конечно, не обошлось…

Осенью 1925 г. Шульгин выехал из Сремских Карловиц в Польшу. В Варшаве обсудил с Ю. Артамоновым «нелегальный переход» в Россию через «трестовское» окно близ станции Столбцы и получил паспорт на имя Иосифа Карловича Шварца. Сопровождал «Шварца» некий Иван Иванович, в действительности чекист М. Криницкий. Шульгин прибыл в СССР 6 февраля 1926 г. В сопровождении сотрудников КРО ОГПУ он побывал в Киеве, Москве и Ленинграде. В Винницу его не пустили: сказали, что сами займутся поисками Вениамина. 26 января 1926 г. Шульгин в сопровождении того же Кривицкого выехал обратно. Через то же «окно» возле Столбцов они перешли границу и прибыли в Варшаву, где Шульгин вновь встретился с Ю. Артамоновым. От своей поездки он был прямо-таки в восторге: мысли «контрабандистов» (так он называл «трестовцев») во многом совпадали с мыслями некоторых правых кругов эмиграции и его, Шульгина. В конце марта Шульгин прибыл в Париж, где полным ходом под руководством П. Струве шла подготовка к Зарубежному съезду, который, как предполагалось, определит политическую линию монархической эмиграции. Вдохновленный своими радужными наблюдениями, Шульгин полагал, что они так или иначе должны быть отражены в съездовских резолюциях. Он знал, что на съезде будут бороться различные направления монархизма и считал, что те выводы, к которым он пришел в России, могут и должны объединить съезд, тем более в вопросе о стратегии и тактике борьбы с большевизмом на новом этапе. Действительно, если в своей объединительской работе Зарубежный съезд не достиг цели, другая часть его деятельности, заключавшаяся в «подготовке к активной борьбе с большевиками», завершилась при почти полном согласии. Делегат Ю. Семенов заявил, что борьба с Советской властью «должна вестись всякими способами и не должна исходить из единых выступлений». «Зарубежная Россия, – говорил он, – войну с коммунистическим интернационалом приняла и от нее не откажется».[25]

Но это и было как раз то, от чего «Трест» всеми имеющимися средствами должен был помешать эмигрантским боевым центрам и в чем, видимо, «трестовцы» сумели убедить Шульгина. Предвидя выступления, подобные Семенову, Шульгин заранее писал П. Струве из Варшавы: «Для меня центр тяжести переместился после того, что я видел ipsissimus oculis. Я боюсь, что съезд возьмет неверную ноту, трактуя беспомощным и бесплодным то, что полно сока жизни. Во мне возродилась добрая вера Алексея Константиновича Толстого: ‘…А если над нею беда и стряслась, / Потомки беду перемогут’. Потомки? Что-то мне сдается, что дело будет скорее. Во всяком случае трактовать, как quantitй nйgligeable нашу метрополию совершенно невозможно… Будем помнить старину: ‘что город решит, на том и пригороды станут’».[26]

Однако шульгинские замечания и рекомендации не были учтены в резолюциях Зарубежного съезда. Прежде всего потому, что фактический организатор и руководитель съезда Струве в большей мере склонялся к кутеповским мерам борьбы с большевизмом, чем к «трестовским». Он вообще считал, что борьба эта требует разных методов и способов, в том числе и кутеповского террора, и изживания большевиков внутренними силами. Не обязательно, что город решит, на том пригород и станет. Может случиться и наоборот. Пригород (т. е. эмиграция) начнет, а город его всеми своими силами поддержит…