Волхвы

В таком состоянии человек ощущает свою глубочайшую, симбиотическую связь с Землёй. Ему становятся доступны самые тонкие и пота­ённые движения в Природе: он может проникнуть в мироощущение любого живого существа, ему ведомо молчание дерева и внятно дыхание трав.

«Оболкусь я оболоком…», то есть облекусь в духовную плоть, – так порой говорится в заговорах. Несомненно изначально сакральное содержание слова «облако». Облака – это облачение Духов. Именно этим и объясняется то, что в русском обрядовом фольклоре такое большое значение придаётся облаку. Полоцкий князь Всеслав-Чародей, у которо­го, согласно летописи, «вещая душа была в отважном теле», в «Слове о полку Игореве» «обесися сине мгле», то есть обернулся синим обла­ком.

По всей видимости, в древних заговорах упоминаются волшебные обряды, которые когда-то давным-давно творились на самом деле, но затем мало-помалу утеряли свою былую силу, утратили свой прямой смысл и в конце концов превратились просто в устные описания.

В 1917 г. в Петрограде вышло в свет исследование русского фольклориста Н.Ф. Познанского «Заговоры», где автор, на основании огром­ного фактического материала, убедительно показал, что словесные опи­сания магических действ, содержащиеся в заговорах, представляют со­бой реликты действ, некогда реально совершавшихся.

Первоначально обряд являлся действием без всяких слов; слова были не нужны, а если и произносились сопровождающие обряд словесные формулы-заклинания, то играли они второстепенную, вспомогательную роль, служа лишь средством для сосредоточения воли и мысли.

В славянских и балтийских языках сохранился древнейший индоевропейский корень «вед», означавший «знание», «познание». Но имелось в виду не обычное умозрительное познание, а сердечное, интуитивное, сокровенное. Лингвисты указывают также на сходство архаичного индоев­ропейского корня «вид – вед» с нашими словами «видеть – ведать», вос­ходящими к тем временам, когда познание Мира определялось, прежде всего, ведовским (трансовым) видением его, то есть внутренним сверх­чувственным зрением – ясновидением. Тогда «видеть» означало «ведать», и наоборот.

Ведовское Знание (так же, как и Высшие Истины) бессловесно: оно сродни вещему телепатическому предчувствию. Его невозможно выра­зить словами («мысль изречённая есть ложь»), а лишь сопереживанием. Невозможно субъективный религиозный опыт сделать объектом исследова­ния, препарировать, перевести в сухую книжную учёность. Тем более что все европейские языки и, прежде всего, наш иудохристианизированы [34], выхолощены, обескровлены и практически мертвы. Искажены, опош­лены или вовсе вытравлены слова, отражавшие весь пласт понятий, раскрывающих суть Языческого мировоззрения. Ныне слова потеряли своё энергетическое выражение, и люди пользуются языком, полностью утра­тившим свою магическую способность. То, что некогда было ЖИВЫМ СЛОВОМ, превратилось в лексику, в искусственные лингвистические построения.

Когда Языческие понятия наукообразно преподносятся современным языком, то неизбежно возникает профанация. Тем самым идейная суть Учения всё более и более обезличивается, расплывается в пустопорож­нем словоблудии; получается, как на воде вилами писано.

Насколько жизненно важен для народа ЕГО родной язык – носитель национального самосознания, – объяснять не надо. Не зря же уже 1000 лет его сознательно уродуют чужеродные силы. Нам, Русичам, необходимо учиться общаться на СВОЁМ, РУССКОМ языке, возвращая в него смысл древних полузабытых понятий КРОВИ И ПОЧВЫ. Через свещенную мощь чистых Языческих образов подключаться к глубинным своим корням и черпать там уверенность в Победе.

В далёкой первобытности у славян был культ Природы и культ Предков-Покровителей. Оба эти культа в большинстве случаев соприкаса­лись и даже переплетались между собой. Почитание волшебных сил Приро­ды и чествование Чуров-Пращуров сливалось в одно неразрывное целое.

В религиозном сознании Духи Предков сближались, сочетались, а подчас как бы отождествлялись с природными Духами-Силами. И это понятно: ведь умершие никуда не уходят из Природы, а только меняют своё обличье, оставаясь бессмертными в лоне Рода. Непрерывный жизненный поток продолжается после развоплощения и сливается с природным в ве­ликом коловращении сущего [35].

Покойники («родители») таинственным образом связаны со стихийными Духами и способны поэтому оказывать воздействие на природные, по­годные явления.

Грани между обоими этими понятиями Духов-Сил-Сущ­ностей зачастую размыты и иногда вовсе неощутимы. Отсюда – возможность их перевоплощения-оборотничества, проявления в переходных и смешанных обличьях. Сливаются, перемежаются, сочетаются образы человеческие и нечеловеческие. Совмещаются они по-разному: то одна, то другая сторона высту­пает на первый план, порождая причудливые образы Царевны-Лягушки, Лебедь-Девы или Ящурки-Хозяйки подземельной.

Со сложным, восходящим к материнскому родовому строю образом Русалок-Берегинь связывались представления о покровительствующих женских Предках-Праматерях (Прародительницах-Родоначальницах), и, одновременно, Русалки оборачивались дивными водными нимфами – воплощением живительных сил Матери-Земли. В сказаниях, бывальщинах, народных поверьях они выступают то самостоятельно, то, теряя очертания, вообще расплы­ва­ются в порождающей их стихии.

Призрачные русые девы – не чуждые русскому селянину, не враждебные, они – родные; только иного, русалочьего племени. Из чудесного Тридевятого Царства они являлись не как жуткие привидения из другого, потустороннего мира, а как другая качественная («ночная») сторона той же самой действительности – Родной Природы.

В цельном Языческом мировидении не было резкого противопоставления явного и кажущегося, мира людей и мира Духов [36], «матери­ального» и «духовного». Всё духовное в той или иной мере материализовывалось, а всё материальное – одушевлялось. О том, что материя есть только сгустки силы, Волхвы ведали задолго до «безумных» физических теорий. Так называемые чудеса были для них самоочевидностью, не за­служивающей какого-либо особого культового поклонения. Они не возво­дили своих кумиров в ранг небожителей и сынов божьих. Для них не бы­ло богов истинных и ложных, ибо не было богов вообще; вернее, боги не существовали в том смысле, как полагали люди [37]. Боги могли пониматься разве что как блюстители БОЖЕСТВЕННОЙ, ИЛИ ЕСТЕСТВЕННОЙ СПРАВЕДЛИВОСТИ.

Языческая традиция вообще отрицает всякую догматику. Профанические авраамические религии основаны на вере, а Язычество – на живом, реальном религиозном опыте. Вера в то или иное «священное» писание не имеет никакого отношения к истинной, искренней религиозности, а потому чем ближе человек к тому или иному церковному «сверхъестественному» богу, тем дальше он от естественного БОЖЕСТВА-ПРИРОДЫ.

В первозданном Язычестве ещё нет противоестественного расщепления мира на естественный и сверхъестественный. Есть один СВЕЩЕННЫЙ МИР ПРИРОДЫ: мир людей, зверей, фей, демонов, оборотней… За всем многообразием видимой и невидимой Природы находится ЕДИНАЯ ЖИВАЯ ДЕЙСТВИТЕЛЬНОСТЬ.

На каком-то самом глубинном, корневом, сокровенном уровне Жизни [38] всё родственно и нет ничего заведомо «мёртвого». Мир множест­вен, но един, и потому нет непереходимой пропасти между родовыми Духами-Предками и Духами Родной Природы, Родного Края, с которым Волхв связывал свою судьбу и могучую силу своих Духов-Покровителей.

Умерший уходил на тот Свет, к «Роду своему». Род существовал как бы в двух мирах – на этом и на том Свете. Род, живущий на этом Свете, можно уподобить видимой, малой части ледяной горы, тогда как Род, обитающий на том Свете, – подводной, большей части. Мир зем­ной и мир потусторонний неразрывно взаимосвязаны и, составляя одно целое, в конечном счёте – единый Вселенский Организм, населённый существами различного порядка, – влияют друг на друга.