Политэкономия войны. Как Америка стала мировым лидером

В.В. Галин 

ПОЛИТЭКОНОМИЯ ВОЙНЫ. 

КАК АМЕРИКА СТАЛА МИРОВЫМ ЛИДЕРОМ 

От автора. 

ПОЛИТЭКОНОМИЯ ВОЙНЫ

Спекулянты, тон которым задавали флагманы американского бизнеса, такие, как «J.P. Morgan», «Standart Oil», «Goldman, Sachs», «National City», «Chase»{1} … буквально на куски разорвали финансовую систему крупнейшей экономики мира. Говоря о «безудержной спекулятивной оргии»{2} на американском фондовом рынке, обрушившей мировую экономику в Великую депрессию, президент Г. Гувер замечал: «Бывают преступления куда более опаснее убийства…»{3}

Источник массовых спекуляций, затмивших собой, по словам Дж. Гэлбрейта, всю американскую культуру{4}, крылся в кризисе роста, который испытывал капитализм индустриальной эпохи. Сущность капитализма, на протяжении веков являющегося мотором прогресса, заключается в непрерывном движении, непрерывном развитии. Любое «торможение» грозит ему катастрофическими последствиями. Именно это «торможение», в полном соответствии с известным еще со времен Д. Рикардо законом «убывающей отдачи капитала»{5}, произошло в начале XX в., когда капитализм образца XVIII в. достиг пределов своего роста: внешние рынки были поделены, а инвестиции в собственный рынок уже не приносили ожидаемой нормы прибыли. А «капитал, — как отмечал еще Т. Даннинг, — боится отсутствия прибыли или слишком маленькой прибыли, как природа боится пустоты»{6}. В поисках прибыли накопившиеся за время «просперити» капиталы обрушились на фондовый рынок, затягивая в водоворот спекуляций сбережения населения и капиталы из реального сектора экономики.

Кризис капитализма погрузил мир в пучину Великой депрессии и социальных потрясений. В попытке спастись от падения в бездну одни страны Европы обратились к социальной модернизации, другие прибегли к фашизму^[1].

А что же происходило в это время за океаном в самой Великой Демократии мира?

АМЕРИКАНСКАЯ СОЦИАЛИСТИЧЕСКАЯ РЕВОЛЮЦИЯ

Для такой богатой природными возможностями страны, как наша, вынужденная праздность, тем более, когда она охватывает значительную часть населения, — это парадокс, бросающий вызов человеческому разуму. Безработица — одна из самых мучительных проблем, омрачающих жизнь человечества в наше время. Она возникла с наступлением индустриальной эры и с тех пор в той или иной степени всегда стояла на повестке дня. По мере развития бизнеса и промышленности, она становилась все серьезнее, а депрессия усугубила ее.

Ф. Рузвельт{7}

Уникально благоприятные условия для экстенсивного роста, на протяжении почти всего XIX столетия, обеспечивали Североамериканским Штатам опережающее экономическое и социальное развитие. Говоря о последнем, С. Булгаков^[2] отмечал: «Свободная земля — палладиум американских рабочих, вернее, обеспечивающий их интересы, нежели всякие рабочие организации»{8}. Однако к концу века прежние ресурсы экстенсивного роста подошли к концу. К тому же времени сохранявшийся было патернализм (некоторые владельцы фабрик строили школы, больницы для своих работников и т.п.) успел прочно умереть и смениться полным безразличием. Потогонная система: 60-, 70-, а порой и 80-часовая рабочая неделя, с интенсивностью труда в 2–3 раза выше европейской{9}; детский труд; полное отсутствие какого-либо социального законодательства, пенсий, страховок, отпусков, техники безопасности, — были реалиями Великой Демократии.

Пытающихся протестовать заносили в черные списки, а профсоюзы преследовались, как организации, участвующие в антиправительственном заговоре. Примером социальных отношений того времени может являться расстрел в Чикаго 1 мая 1886 г. рабочей демонстрации, требовавшей восьмичасового рабочего дня. Будущий шеф полиции Нью-Йорка, затем президент США, а пока молодой республиканец Т. Рузвельт в те дни восклицал: «Мои здешние рабочие на ранчо — люди, занятые на изнурительной работе, их рабочий день длиннее, а заработная плата — не выше, чем у многих стачечников; но они американцы до мозга костей. Я бы хотел, чтобы они оказались со мной рядом против мятежников; мои люди хорошо стреляют и не знают страха». Президент Пенсильванской железной дороги Т. Скотт шестью годами ранее призывал: «Покормите рабочих-забастовщиков пулеметными очередями в течение нескольких дней, и вы увидите, как они примут этот вид питания»{10}.

Внизу социальной лестницы процветало самое настоящее «экономическое рабство», недаром американские рабочие называли себя «рабами с зарплатой». К 1890-м гг. социальные разногласия создали революционную ситуацию. «Власть имущие и богачи отслужили вечерню близости революции», писал историк Э. Рэнсон. В 1899 г. уже губернатор Нью-Йорка Т. Рузвельт призывал: «Мы должны решать огромные проблемы, возникающие из отношений между трудом и капиталом. В предстоящие пятьдесят лет нам придется уделять этому вопросу гораздо больше внимания, чем экспансии»{11}. В 1905 г. в противовес профсоюзу — Американской федерации труда (АФТ), стоящему на пути «экономического тред-юнионизма» (повышение зарплат, сокращение рабочего дня и улучшений условий труда, и т.д.), появился профсоюз «Интернациональные рабочие мира» (IWW, известный как ”Wobblies” — шатающиеся) — ставивший своей целью свержение капитализма.

В это время на другом полюсе социальной пирамиды происходила невиданная ранее концентрация богатства. Так, если в 1893 г. 71% национального богатства принадлежал 9% американцев, то 10 лет спустя уже — 87% и лишь — 1%. «В Америке началась новая эра, — отмечал М. Хилквит, — эра архимиллионеров и денежных королей неслыханной роскоши и великолепия и в то же время эра ужасающей бедности и суровой нищеты»{12}.

Концентрация капитала обеспечивалась, прежде всего, за счет стремительной монополизации экономики. Общее количество трестов в стране, всего за десятилетие с 1890-х по 1900-е гг., выросло более чем в 4 раза с 60 до 250{13}. По данным американского экономиста С. Уилкокса, к 1904 г. 26 американских трестов контролировали более 80% промышленного производства в своей отрасли, а 8 крупнейших — более 90%{14}.

Став в 1901 г. президентом, Т. Рузвельт выдвинул законы о запрете детского труда, социальном страховании, государственном регулировании железных дорог, налогах на наследство и прибыль, и т.д. Одновременно Т. Рузвельт заставил заработать принятый еще в 1890 г. антитрестовый акт Шермана. В результате Standard Oil была расчленена на 8 самостоятельных нефтяных компаний, а спустя два десятка лет в отрасли их было уже более 1000. Такая же судьба постигла 7 из 8 крупнейших корпораций{15}.

Однако из-за активного сопротивления крупного капитала Т. Рузвельт не смог даже приблизиться к практической реализации своей политики получившей название «Прогрессизма». Ив 1910 г. уже экс-президент Т. Рузвельт провозглашает программу «Нового национализма», суть которой заключалась в том, что над экономикой необходимо установить контроль в интересах большинства населения. Частная собственность вступает в противоречие с общим благом, утверждал Т. Рузвельт, и ее следует ограничить: «Конкуренция показала пределы своей полезности, и сегодня мы должны думать о кооперации». Кооперация если и не разрешит проблему противоречия между трудом и капиталом, то поставит пределы высокомерному всевластию денег, откроет дорогу прогрессивному реформированию{16}.

В одном из своих многочисленных выступлений Т. Рузвельт конкретизировал свои предложения:

«Промышленные корпорации являются результатом действия экономического закона, который не может быть отменен политическим законодательством. Попытка запретить создание корпораций, по существу, провалилась.