Глобализация. Последствия для человека и общества

глобализации, а его следствие.

Не существует туристов без бродяг, и нельзя дать свободу туристам, не связав бродяг по рукам и ногам...

Вместе в радости и в горе

Бродяга — это «альтер эго» туриста. Кроме того, он самый страстный поклонник туриста — тем более, что ни сном, ни духом не осознает реальные неудобства турис-

134

тической жизни — ведь об этом не говорят. Спросите бродяг, как бы им хотелось жить, будь у них возможность выбирать, и в ответ вы получите весьма точное описание радостей туристической жизни «как их показывают по телевидению». У бродяг нет других представлений о хорошей жизни: ни альтернативной утопии, ни собственной политической платформы. Они хотят одного — чтобы им разрешили стать туристами, такими, как все остальные.... В непоседливом мире туризм — единственная приемлемая, гуманная форма непоседливости.

И турист, и бродяга — потребители, а потребители позднесовременной или постсовременной эпохи ищут новых ощущений и коллекционируют впечатления; их взаимоотношения с миром носят прежде всего эстетический характер: они воспринимают мир как пищу для чувств — матрицу возможного опыта (опыта не в смысле того, что с тобой происходит, а в смысле состояний, которые ты переживаешь), и ориентирами в нем для них служат пережитые впечатления. И тех, и других затрагивают — привлекают или отталкивают — обещанные ощущения. И те, и другие «смакуют» мир подобно тому, как искушенные знатоки искусства наслаждаются возможностью прийти в музей и остаться наедине с любимой картиной. Такое отношение к миру объединяет их, придает им сходство друг с другом. Это сходство позволяет бродягам сопереживать туристам, по крайней мере, сложившемуся у них образу туриста, и побуждает стремиться к их образу жизни; туристы же об этом сходстве изо всех сил стараются забыть, хотя, полностью подавить эту мысль не способны.

Как напоминает своим читателям Джереми Сибрук⁹, главный секрет нынешнего общества состоит в «формировании искусственно созданного и субъективно-

135

го ощущения неудовлетворенности», поскольку «самая страшная угроза» его основополагающим принципам возникает, «если люди готовы довольствоваться тем, что у них есть». Поэтому то, что человек уже имеет, замалчивается, принижается, преуменьшается путем назойливой, чересчур наглядной демонстрации экстравагантных приключений более зажиточных людей: «Богачи становятся объектами всеобщего восхищения».

Раньше в качестве героев для всеобщего восхищения и образцов для всеобщего подражания выставляли напоказ богачей, которые «сделали себя сами», чья жизнь была воплощением благотворных результатов упорного следования принципам трудовой этики и разума. Сегодня это уже не так. Объектом восхищения стало само богатство — богатство как индульгенция на самый изысканный и расточительный образ жизни. Важно то, что ты можешь сделать, а не то, что надо делать или что делалось. В образах богачей всеобщее восхищение вызывает их удивительная способность определять содержание собственной жизни, место жительства, спутников жизни и менять все это, когда заблагорассудится и без малейших усилий. Тот факт, что они, похоже, никогда не достигают «точки необратимости», что их перевоплощениям не видно конца, что их будущее всегда представляется более насыщенным и соблазнительным, чем прошлое; и, не в последнюю очередь, то, что единственной важным для них, судя по всему, является широта возможностей, которые открывает перед ними богатство. Действительно, этими людьми, похоже, движет эстетика потребления; проявление экстравагантного, даже фривольного эстетического вкуса, а не подчинение трудовой этике или сухим, предписывающим самоограничение, постулатам разума, искушенность, а не простой финан-

136

совый успех — вот что лежит в основе представлений об их величии и обусловливает их право на всеобщее поклонение.

«Бедные не имеют отдельной культуры, отличной от культуры богачей, — указывает Сибрук, — они вынуждены жить в том же мире, созданном для тех, у кого есть деньги. И их бедность усугубляется в периоды экономического подъема ничуть не меньше, чем в момент застоя или спада». Действительно, спад предвещает обнищание и оскудение ресурсов, но с экономическим ростом начинается еще более лихорадочная демонстрация потребительских чудес, только расширяющая пропасть между желаемым и действительным.

И туриста, и бродягу превратили в потребителей, но бродяга — это потребитель с изъяном. Бродяги не могут позволить себе утонченный выбор, который считается отличительным качеством потребителя; их потребительский потенциал столь же ограничен, как и их средства. Из-за этого недостатка их положение в обществе становится рискованным. Бродяги нарушают нормы и подрывают устои. Они портят все веселье одним своим присутствием, они не смазывают шестеренки общества потребителей, они ничем не способствуют процветанию экономики, превращенной в индустрию туризма. Бродяги бесполезны в том единственном смысле, который слово «полезность» имеет в обществе потребителей или обществе туристов. А раз они бесполезны, то и нежелательны. Будучи же нежелательными элементами, бродяги становятся наиболее подходящим объектом для поношения и козлами отпущения. Однако все их преступление состоит в желании быть такими же, как туристы, не имея при этом средств, чтобы, подобно туристам, удовлетворять все свои желания.

137

Но если туристы рассматривают их как нечто неприятное, неприличное, отвратительное, возмущаясь их нежелательным присутствием, то в основе этого лежат более глубокие причины, чем пресловутые «большие расходы» общества на поддержание жизни бродяг. Туристы в ужасе отшатываются от бродяг по той же причине, по какой бродяги смотрят на туристов снизу вверх, воспринимают их как своих гуру и идолов: в обществе путешественников, в обществе, которое само все время в пути, туризм и бродяжничество — это две стороны одной медали. Повторим, бродяга — это «второе я» туриста. Их разделяет тонкая, не всегда уловимая грань. Ее легко пересечь, даже не заметив... О, это отвратительное сходство, из-за которого так трудно понять, когда портрет превращается в карикатуру, а образцовый и здоровый представитель вида — в мутанта и чудовище.

Среди туристов есть «образцовые экземпляры», всегда готовые в путь и всегда уверенные, что движутся в правильном направлении, делают то, что нужно; этих «счастливых» туристов часто беспокоит мысль, что их приключения могут привести к бродяжничеству. Среди бродяг тоже есть «безнадежные», те, кто выбросил белый флаг и оставил все надежды когда-либо подняться до уровня туристов. Но между этими двумя крайностями находится немалая часть, а скорее всего — значительное большинство членов общества потребителей/путешественников, не уверенных в своем сегодняшнем положении и еще менее уверенных в том, что это положение сохранится и завтра. На дороге разбросано столько банановой кожуры, столько острых камней, о которые можно споткнуться. В конце концов, в большинстве случаев работа носит временный характер, акции не только растут, но и падают, профессиональные навыки девальвируются

138

и одних работников заменяют другие, более квалифицированные, ценности, которыми человек гордится и дорожит, мгновенно устаревают, изысканные кварталы приходят в упадок и «деградируют», принципы и цели, которым стоит следовать, появляются и исчезают... Как страхование жизни не спасает владельца полиса от смерти, так и «страховка» туристского образа жизни не гарантирует от превращения в бродягу.

Так что бродяга — это кошмар туриста, это сидящий в нем «бес», которого необходимо изгонять ежедневно и ежечасно. При виде бродяги туриста охватывает дрожь — не из-за того, что представляет собой бродяга, а из-за того, что это может произойти с самим туристом. Загоняя бродяг в подполье — запрещая нищим и бездомным появляться на улице, заключая их в далекие «запретные зоны» — гетто, требуя их высылки или изоляции — туристы отчаянно, хотя в конечном счете и безуспешно, пытаются избавиться от собственных страхов. Мир без бродяг — это мир, где Грегори Замза никогда не превратился бы в насекомое, а турист никогда бы не проснулся бродягой. Мир без бродяг — это утопия общества туристов. Многие политические явления в обществе турис-тов — скажем, помешательство на «законности и порядке», криминализацию бедности, периодические репрессии против «паразитов» и т. д. — можно объяснить как постоянные, упорные попытки вопреки всему возвысить социальную действительность до уровня этой утопии.