Поэтика за чайным столом и другие разборы

— 16 апреля [1864 г.]. Маша лежит на столе. Увижусь ли с Машей?

— Возлюбить человека, как самого себя, по заповеди Христовой, — невозможно <…> «Я» препятствует <…> [П]осле появления Христа как идеала человека во плоти стало ясно <…> что высочайшее <…> развити[е] своего я, — это как бы уничтожить это «я», отдать его целиком всем и каждому безраздельно и беззаветно.

Вторая лейтмотивная фраза «Кроткой», уже попадавшая в сферу нашего внимания, — «всего пять минут опоздал». В жизни самого Достоевского она перекликается не только с его многочисленными опозданиями в качестве должника и сочинителя, но и со словами изменившей ему возлюбленной — Аполлинарии Сусловой:

Она колет меня <…> тем, что я не достоин был любви ее <…> упрекает меня беспрерывно, сама же встречает меня в 63-м году в Париже фразой: «Ты немножко опоздал приехать», то есть она полюбила другого, тогда как две недели тому назад еще горячо писала, что любит меня. Не за любовь к другому я корю ее, а за эти четыре строки, которые она прислала мне в гостиницу с грубой фразой: «Ты немножко опоздал приехать».^[343]

Таким образом две фразы, эмблематически обрамляющие смерть Кроткой, восходят к двум драматическим моментам в отношениях Достоевского с любимыми женщинами.

7

Богатая интертекстуальная клавиатура «Кроткой» более или менее полно каталогизирована: «Ричард III» и «Отелло» Шекспира, «Жиль Блаз» Лесажа, «Фауст» и «Страдания юного Вертера» Гёте, «Шагреневая кожа» и «Гобсек» Бальзака, «Последний день приговоренного…» и «Отверженные» Гюго, «Выстрел» и «Скупой рыцарь» Пушкина, «Маскарад» Лермонтова, «Шинель» Гоголя, «Кто виноват?» Герцена и ряд других текстов (см.: Поддубная 1978; Туниманов 1982; Михновец 1996). Без внимания остался, насколько мне известно, важный шекспировский интертекст — «Венецианский купец» (далее — ВК), одним из главных действующих лиц которого является ростовщик, «жид» Шейлок^[344].

В обоих случаях основа сюжета — конфликт между ростовщическими, «жидовскими», ценностями/убеждениями героя и христианскими ценностями его антагонистов. Он развивается очень драматически: сначала чаша весов склоняется в сторону героя, но затем следует полное его поражение, и сюжет завершается его невольным поворотом к христианским ценностям.

Важным аспектом/фактором его поражения становится измена ближайшей родственницы — жены у Достоевского, дочери у Шекспира^[345]. В ВК к этому добавляется еще и женский пол главного победителя Шейлока в суде — знаменитого юриста, каковым является переодетая Порция, причем сначала ученый доктор вроде бы судит в пользу Шейлока, но затем обращается против него. Женский пол носительниц христианских ценностей в обоих произведениях неслучаен — он противостоит принципиально «мужскому», рационалистическому, математическому менталитету антигероев. А измена этому чуждому, «жидовскому», началу, совершаемая ближайшей родственницей антигероя, призвана продемонстрировать безнадежное одиночество ростовщиков, противопоставляющих себя обществу^[346].

Непосредственным сюжетным развертыванием мотива измены в обоих случаях служат все более радикальные выходы изменницы за границы, поставленные ей ростовщиком. Как это происходит в «Кроткой», мы видели. В ВК мотив пространственной «границы» воплощен в образе запертых дверей и окна, к которому Шейлок запрещает Джессике даже подходить (II, 5; [Shakespeare 2006: 26–27; Шекспир 1958: 243–244]), чтобы не заразиться христианскими нравами:

SHYLOCK                                                                           ШЕЙЛОК

What, are there masques? Hear you me,                                 Как, маскарад? Ну, Джессика,

                                                        Jessica.                                                                   так слушай:

Lock up my doors, and when you hear                                    Запрись кругом. Заслышишь барабаны

                                                     the drum

And the vile squealing of the wry-necked                                Иль писк противный флейты

                                                            fife,                                                                 кривоносой —

Clamber not you up to the casements then,                             Не смей на окна лазить да не вздумай

Nor thrust your head into the public street                              На улицу высовывать и носа,

To gaze on Christian fools with varnished                               Чтобы глазеть на крашеные хари

                                                           faces.

But stop my house’s ears — I mean                                         Безмозглых христиан; но в нашем доме

                                            my casements —

Let not the sound of shallow foppery enter                             Заткни все уши, то есть окна все,

                                                                                          Чтоб не проникнул шум пустых

My sober house                                                                                                                 дурачеств

<…>                                                                                     В мой дом почтенный <…>

Well, Jessica, go in.                                                              Ну, дочь, домой!

Perhaps I will return immediately.                                          Быть может, я сейчас же возвращусь.

Do as I bid you. Shut doors after you.                                     Все сделай, как сказал я; да запрись.

Fast bind, fast find.                                                               Запрешь плотней — найдешь верней —

A proverb never stale in thrifty mind.                                     Пословица хозяйственных людей.

                     (Exit)                                                                                 (Уходит)

JESSICA                                                                            ДЖЕССИКА

Farewell, and if my fortune be not crossed,                            Прощай! Захочет мне судьба помочь —

I have a father, you a daughter, lost.                                     Отца я потеряю, ты же — дочь.

В следующей же сцене (II, 6; [Shakespeare 2006: 29, Шекспир 1958: 246]) Джессика покидает дом с украденными у отца деньгами и драгоценностями, чтобы присоединиться к своему возлюбленному-христианину Лоренцо и принять участие в маскараде, переодевшись факельщиком:

JESSICA                                                                             ДЖЕССИКА