Антон-Горемыка

ь, хлебца-то небось и всякому хочется... иной вот и не так чтобы больно нуждается, а глядишь, туда же канючит, словно и взаправду с голоду...

- С голоду, касатик, о-ох! с голоду, - отвечала она, принимая последнее слово как исключительно до нее относящееся. - На старости лет куды те горько, и помереть так негде...

- И-их, бабка, кажись, уж ты много больно берешь бедности на свою душу, - вымолвил с досадою хозяин, - ишь вон сказывают, будто ты даром что ходишь в оборвышах да христарадничаешь, а богаче любого из нашего брата... нагдысь орешкинские ребята говорили, у тебя, вишь, и залежные денежки водятся... правда, что ли?..

Он недоверчиво посмотрел ей в лицо.

- Ась?.. не слышу, родимый, - произнесла недвижно старуха.

- Да полно, так ли? погоди, дай-ка разуться, авось тогда услышишь.

Сказав это, Антон подошел к печке и стал раздеваться. Слова его, казалось, однако, произвели на глухую старушонку не совсем обыкновенное действие; лицо ее как бы внезапно оживилось, глаза, которые держала она постоянно опущенными, быстро поднялись и окинули избу. Хозяин подошел к ней и сел на лавочку; лицо Архаровны выражало по-прежнему скорбь и уныние.

- Что ты баял, кормилец?

Антон повторил побирушке слухи, носившиеся о ней на деревне.

- И-и-и! - проговорила она, качая седою головою, - невесть чего не скажут злые люди, на злую речь слово купится...

- А что им, прибыль, что ли, какая?.. ишь ты сколько лет слоняешься по белу свету да окна грызешь! куды девать деньги - вестимо, хоронишь про черный день...

- В чужой руке ломоть велик, касатик, ину пору и хлебушка нетути, не токма что денег, по миру пойдешь, тестом возьмешь... ох-хо-хо!..

- Ладно, толкуй, - отвечал, смягчаясь, Антон, - ну, да что тут, я только так к слову молвил; если и водятся деньжонки, так известно, кому до того дело... Варвара! чего нахохлилась? собери обед, смерть есть хоцца, да, чай, и ребята проголодались.

Это обращалось к хозяйке дома, невзрачной бабенке, молчаливо сидевшей в углу на скамейке поодаль от старухи. Она не принимала до сих пор никакого участия в разговоре и только изредка поглядывала на мужа. Услыша слова его, она повернула к нему изнуренное, бледное лицо свое, вздохнула и сказала:

- Чего я тебе дам, Антонушка... ох, ничего-то у нас нету...

- Кажись, намедни лучку осталось?

- Нет, не осталось - нагдысь ребята весь поели... - И она снова вздохнула.

- Ну, давай хлеба, кваску... да полно тебе день-деньской хохлиться-то... инда тоска берет, на тебя глядя...

Варвара поднялась, сняла с полки чашку, нацедила в кувшинчик кваску, потом вынула из столового ящика остаток ржаного каравая, искалеченную солоницу, нож и молча уставила все это перед мужем. После чего она тотчас же уселась на прежнее свое место, скрестила руки и стала смотреть на него с каким-то притупленным вниманием.

- Эй, ребятишки! - крикнул Антон, - вы и взаправду завалились на печку, - ступайте сюда... а у меня тюря-то славная какая... э! постойте-ка, вот