Накануне

равнодушный взгляд на Анну Васильевну.

- Ничего особенного, что это у вас за манера тотчас принимать вид какой-то жертвы? - начал он, безо всякой нужды опуская углы губ на каждом слове. - Я только хотел вас предуведомить, что у нас сегодня будет обедать новый гость.

- Кто такой?

- Курнатовский, Егор Андреевич. Вы его не знаете. Обер-секретарь в сенате.

- Он будет сегодня у нас обедать?

- Да.

- И вы только для того, чтобы мне это сказать, велели всем выйти?

Николай Артемьевич снова бросил на Анну Васильевну взгляд, на этот раз уже иронический.

- Вас это удивляет? Погодите удивляться.

Он умолк. Анна Васильевна тоже помолчала немного.

- Я желала бы, - заговорила она...

- Я знаю, вы меня всегда считали за "имморального" человека, - начал вдруг Николай Артемьевич.

- Я! - с изумлением пробормотала Анна Васильевна.

- И, может быть, вы и правы. Я не хочу отрицать, что действительно я вам иногда подавал справедливый повод к неудовольствию ("серые лошади!" промелькнуло в голове Анны Васильевны), хотя вы сами должны согласиться, что при известном вам состоянии вашей конституции...

- Да я вас нисколько не обвиняю, Николай Артемьевич.

- C'est possible*. Во всяком случае, я не намерен себя оправдывать. Меня оправдает время. Но я почитаю своим долгом уверить вас, что знаю свои обязанности и умею радеть о... о пользах вверенного мне... вверенного мне семейства.

______________

* Возможно (франц.).

"Что все это значит?" - думала Анна Васильевна, (Она не могла знать, что накануне, в английском клубе, в углу диванной, поднялось прение о неспособности русских произносить спичи. "Кто у нас умеет говорить? Назовите кого-нибудь!" - воскликнул один из споривших. "Да хоть бы Стахов, например", - отвечал Другой и указал на Николая Артемьевича, который тут же стоял и чуть не пискнул от удовольствия.)

- Например, - продолжал Николай Артемьевич, - дочь моя, Елена. Не находите ли вы, что пора ей наконец ступить твердою стопою на стезю... выйти замуж, я хочу сказать. Все эти умствования и филантропии хороши, но до известной степени, до известных лет. Пора ей покинуть свои туманы, выйти из общества разных артистов, школяров и каких-то черногорцев и сделаться как все.

- Как я должна понять ваши слова? - спросила Анна Васильевна.

- А вот извольте выслушать, - отвечал Николай Артемьевич все с тем же опусканием губ. - Скажу вам прямо, без обиняков: я познакомился, я сблизился с этим молодым человеком - господином Курнатовским, в надежде иметь его своим зятем. Смею думать, что, увидевши его, вы не обвините меня в пристрастии или в опрометчивости суждений. (Николай Артемьевич говорил и сам любовался своим красноречием.) Образования отличного, он правовед, манеры прекрасные, тридцать три года, обер-секретарь, коллежский советник, и Станислав на шее. Вы, надеюсь, отдадите мне справедливость, что я не принадлежу к числу тех peres de comedie*, которые бредят одними чинами; но вы сами мне говорили, что Елене