Отцы и дети

ы воззрения, никакой ширины, ничего... этого. Всю систему воспитания надобно переменить. Я об этом уже думала; наши женщины очень дурно воспитаны.

______________

* моя приятельница (франц.).

- Ничего вы с ними не сделаете, - подхватил Ситников. - Их следует презирать, и я их презираю, вполне и совершенно! (Возможность презирать и выражать свое презрение было самым приятным ощущением для Ситникова; он в особенности нападал на женщин, не подозревая того, что ему предстояло, несколько месяцев спустя, пресмыкаться перед своей женой потому только, что она была урожденная княжна Дурдолеосова.) Ни одна из них не была бы в состоянии понять нашу беседу; ни одна из них не стоит того, чтобы мы, серьезные мужчины, говорили о ней!

- Да им совсем не нужно понимать нашу беседу, - промолвил Базаров.

- О ком вы говорите? - вмешалась Евдоксия.

- О хорошеньких женщинах.

- Как! Вы, стало быть, разделяете мнение Прудона?

Базаров надменно выпрямился.

- Я ничьих мнений не разделяю: я имею свои.

- Долой авторитеты! - закричал Ситников, обрадовавшись случаю резко выразиться в присутствии человека, перед которым раболепствовал.

- Но сам Маколей, - начала было Кукшина.

- Долой Маколея! - загремел Ситников. - Вы заступаетесь за этих бабенок?

- Не за бабенок, а за права женщин, которые я поклялась защищать до последней капли крови.

- Долой! - Но тут Ситников остановился. - Да я их не отрицаю, промолвил он.

- Нет, я вижу, вы славянофил!

- Нет, я не славянофил, хотя, конечно...

- Нет, нет, нет! Вы славянофил. Вы последователь Домостроя. Вам бы плетку в руки!

- Плетка дело доброе, - заметил Базаров, - только мы вот добрались до последней капли...

- Чего? - перебила Евдоксия.

- Шампанского, почтеннейшая Авдотья Никитишна, шампанского - не вашей крови.

- Я не могу слышать равнодушно, когда нападают на женщин, - продолжала Евдоксия. - Это ужасно, ужасно. Вместо того чтобы нападать на них, прочтите лучше книгу Мишле De l'amour*. Это чудо! Господа, будемте говорить о любви, - прибавила Евдоксия, томно уронив руку на смятую подушку дивана.

______________

* "О любви" (франц.).

Наступило внезапное молчание.

- Нет, зачем говорить о любви, - промолвил Базаров, - а вот вы упомянули об Одинцовой... Так, кажется, вы ее назвали? Кто эта барыня?

- Прелесть! прелесть! - запищал Ситников. - Я вас представлю. Умница, богачка, вдова. К сожалению, она еще не довольно развита: ей бы надо с нашею Евдоксией поближе познакомиться. Пью ваше здоровье, Eudoxie! Чокнемтесь! "Et toc, et toc, et tin-tin-tin! Et toc, et toc, et tin-tin-tin!!".

- Victor, вы шалун.

Завтрак продолжался долго. За первою бутылкой шампанского последовала другая, третья и даже четвертая... Евдоксия болтала без умолку; Ситников ей вторил. Много толковали они о том, что такое брак - предрассудок или преступление, и какие родятся люди - одинаковые или нет? и в чем собственно состоит индивидуальность? Дело дошло, наконец, до того,