История всемирной литературы Т.5

Заметное влияние на литературное развитие стран региона оказывали возникшие здесь передовые идейные течения, которые были направлены против схоластической науки и воплощали в себе стремление к знаниям, преобразованию общества на справедливых началах, острую социальную критику. Эти течения, как правило, не отвергали конфуцианства, а стремились использовать его позитивные начала или же сосуществовали с конфуцианством (речь не идет о Тибете и Монголии, где продолжал господствовать ламаизм). Перемены, происходившие в конфуцианстве, были столь разительны, что ретрограды с тревогою говорили о его упадке. Несмотря на противодействие феодальных властей, в Китае, Японии, Корее, Вьетнаме отмечался интерес к европейской культуре, науке, особенно естествознанию (отдельные подобные случаи наблюдаются и в Монголии). Этот интерес, возникший еще на рубеже XVI—XVII вв., был заметен лишь у ограниченного круга образованных людей, но все же он имел важные последствия, подтачивая замкнутость восточноазиатских культур и стимулируя развитие естественных наук в самих странах Дальнего Востока и Вьетнама. Уже созревшее сознание важности этих контактов выразил замечательный корейский мыслитель, ученый и писатель Пак Чивон: «Наша страна лежит в окраинных землях востока, а Европа — на крайнем западе. Как бы хотелось, чтобы хоть раз встретились люди крайнего востока и крайнего запада».

В XVIII в. процесс ознакомления с европейской наукой происходил наиболее активно в Японии, куда с 1720 г. было разрешено ввозить иностранные книги — преимущественно голландские, а через несколько десятилетий сложилась целая школа «рангакуся» — «голландоведов». В других же странах региона, например, во Вьетнаме, европейская книга была редкостью, о чем писал в середине XVIII в. видный поэт и ученый Ле Куй Дон.

Завязывались первые связи с Европой и в области художественной литературы (ранее переводились только книги религиозного, а также научного содержания). Хотя эти литературные контакты были единичны, в них улавливается некоторая закономерность. В Японии переводились «Путешествия Гулливера» Свифта, во Вьетнаме — «Телемак» Фенелона. Показательно, что произведения, положившие начало контактам европейских и дальневосточных литератур, принадлежали или веку Просвещения или предпросветительскому этапу литературного развития.

Тенденция к разностороннему познанию мира, в том числе к накоплению практически полезных сведений, характерная в XVIII в. для духовной жизни стран Дальнего Востока и Вьетнама, отразилась и в художественной литературе. Резко расширяется круг тем и героев, писатели смелее обличают пороки общества, изображают быт и житейские ситуации, все больше внимания уделяют человеческой личности. С этим связано и развитие жанров в литературах.

Ряд исследователей склонен рассматривать названные явления как типологически близкие европейскому Просвещению; другие, напротив, считают, что они не выходят за пределы Средневековья. Несомненно, однако, что литературы дальневосточного культурного круга проходят в это время этап перехода от Средневековья к Новому времени и в них намечаются тенденции, сопоставимые одновременно с чертами Ренессанса и Просвещения. Постепенно ко второй половине XIX в. просветительские тенденции утверждаются во многих странах Востока. Но в XVIII в. они не складываются в целостную систему, во всяком случае еще не создают того решительного идейного перелома, которым отмечено и Просвещение на Западе в XVIII в. и просветительство на Востоке конца XIX — начала XX вв.

Процесс эмансипации литературы на разговорных языках, в XVII—XVIII вв. выдвинувшейся на передний план в большинстве дальневосточных стран, встречает у верхов все возрастающее противодействие. Стремясь привлечь к себе прозаиков и поэтов, толкая их к официально признанным идеям и жанрам, правители одновременно выступают в роли откровенных гонителей национальных литератур, повелевая сжигать неугодные книги, а заодно — деревянные доски, с которых они печатались. В Китае была учреждена настоящая «литературная инквизиция», жертвами которой стали прежде всего произведения философско-исторической прозы, а также художественные повествования, объявлявшиеся аморальными. Более спокойно этот процесс протекает в XVIII в. в Корее, хотя высокомерное отношение верхов к национальной литературе сохраняется и там. В Японии литература на родном языке утвердила себя гораздо раньше, полное запрещение ее было уже немыслимым, но и здесь цензурные гонения проводились с большим размахом. Как и в Китае, Корее, запреты тут налагались на целые (обычно простонародные) жанры: не разрешалось печатать сборники сярэбон — городских юморесок и сатирических рассказов; жестоко каралось создание и распространение «безнравственных» сочинений о самоубийстве влюбленных — к ним среди других были причислены и творения знаменитого драматурга XVII—XVIII вв. Тикамацу Мондзаэмона.

В противовес демократическим тенденциям феодальное государство стремилось поддержать литературу угодную ему, нередко проявляя при этом и недальновидность и вынужденную терпимость. В китайской литературе, например, появляется герой, который выступает против нападок на конфуцианскую ортодоксию, но вместе с тем интересуется «еретической» западной наукой, а также весьма склонен к эротике.

В произведениях, тяготеющих к официозной тенденции, проявляются ханьско-маньчжурские великодержавные идеи. Таков, например, роман китайского писателя Ту Шэня «История книжного червя», в котором изображен маньчжурский военачальник, подавивший восстание народности мяо на юге Китая и сражавшийся с «аннамскими пиратами», — видимо, вьетнамскими повстанцами. Аналогичные черты насаждаются и в других литературах, например, в японской, где активно культивируются произведения, воспевающие самурайский дух.

Несмотря на все это, в большинстве литератур Дальнего Востока XVIII в. продолжали усиливаться тенденции, свидетельствовавшие о нарастании новых важных качеств, зародившихся еще в XVII в.

Много общего наблюдается в четырех близких по своему общественно-экономическому развитию и культуре странах — Китае, Корее, Японии и Вьетнаме. Происходили изменения в идейной и художественной структуре литератур, нарушался их средневековый стереотип, хотя эта эволюция и не приводила, как правило, к полному разрушению системы средневековых жанров. Перемены сводились к тому, что на передний план выдвигались новые жанры, или те, которые ранее находились в тени. Старые жанры иногда претерпевали внутренние изменения: например, корейская повесть, как правило анонимная, проникается явным интересом к человеческой личности, в том числе незаметной и угнетенной, вьетнамская поэтесса Хо Суан Хыонг смело привносит в высокие жанры классической поэзии элементы народной городской культуры.

Основным прозаическим жанром в китайской литературе XVIII в. становится роман, который уже в значительной мере отходит от традиции исторических эпопей и повествовательного фольклора. Прозаические полотна наполняются семейно-бытовой тематикой — об этом свидетельствует лучший китайский роман XVIII в. «Сон в красном тереме», развивающий достижения романа конца XVI — XVII вв. Автор «Сна в красном тереме» Цао Сюэ-цинь при всей своей приверженности даосизму и буддизму отражал в романе процесс становления в человеке новых черт, в конечном итоге не соответствующих феодальным установлениям. На основе предшествующих сатирико-фантастических произведений возникает сатирический роман — «Неофициальная история конфуцианцев» У Цзин-цзы. В силу внутренних процессов и благодаря знакомству с литературой Китая, в XVII—XVIII вв. формируется семейно-бытовая проза в Корее.

Возникает роман и во Вьетнаме (на ханване — местном варианте китайского письменного языка, грамматика и лексика которого следовали архаическим нормам). Внешне он связан с традицией исторических сочинений и дальневосточных романов, хотя трактует крупные события своего времени и в нем изображены исторически достоверные лица. Вьетнамские романисты, несомненно, находились под воздействием китайских историко-героических эпопей XIV—XVII вв., но в отличие от авторов этих эпопей рисовали не отдаленные времена, а события, свидетелями которых были они сами. Образы их героев свободны от приукрашивания, их произведения приобретают черты актуального политического романа. Активно развивается роман в Японии, где на рубеже XVIII—XIX вв. творит известный романист Такидзава Бакин.