История всемирной литературы Т.5

Трудно сказать, распространялись ли филиппинские авиты и куридо в списках или только исполнялись устно. Во всяком случае первые их публикации относятся лишь к концу XVIII в. Но в это же время появляется все больше авторских произведений. Ряд куридо (например, знаменитые «Бернардо Карпио», «Родриго де Вильяс», «Десять пэров Франции»), а также несколько моро-моро («Междоусобная война в Гранаде», «Зачарованная королева, или Насильственный брак» и др.) связываются с именем Хосе де ла Круса (Хусенга Сисиу, 1746—1829), видного тагалоязычного поэта XVIII в. Хусенг Сисиу оставил после себя несколько лирических стихотворений — явление редкое для филиппинской литературы XVIII в. Одно из стихотворений Сисиу — «Кольцо любви» — интересно тем, что оно, по мнению некоторых исследователей, напоминает утонченное стихотворение-загадку — поэтический жанр, весьма популярный в тагальском фольклоре:

О, как жаль пропавшей любви!

Ведь кольцо, упавшее в море, не вернешь!

Если бы тебе было суждено найти его,

Я подождал бы, пока наступит отлив.

Мягкую насмешку над аксиомами христианской религии содержит другое лирическое стихотворение Сисиу:

Не разочаровывай меня, говоря,

Что ты должна спросить совета у родителей.

Разве Христос не предложил

Рая Димасу, хотя у него тоже были отец с матерыо.

(Димас — один из разбойников, распятых вместе с Христом).

К началу века относится творчество первого тагальского поэта — Пелипе де Хесуса. Он отходит от макаронической поэзии предшествующего периода. Дошедшее до нас оригинальное произведение этого поэта представляет собой стихотворное приложение к тагальскому переводу «Повести о Варлааме и Иоасафе»

(1712). Эта пространная (в 46 катренов) поэма написана восьмисложным стихом, столь характерным для народной поэзии аустронезийцев, и содержит высоконравственные советы и рекомендации читателям романа. Свободно и непринужденно поэт пользуется тагальским языком со всем его метафорическим богатством для выражения достаточно новой для его земляков и современников христианской морали.

Кроме известных поэтов (П. де Хесуса, Х. Сисиу, А. Сорильи), очевидно, были и другие. Так, к середине XVIII в. относится сочинение (опубл. 1895) монаха-августинца Франсиско Бенкучильо (1710—1776) «Искусство тагальской поэзии» (1759). К сожалению, оно пока не изучено.

Картина филиппинской литературы XVIII в. была бы неполной, если бы мы умолчали о немногих прозаических произведениях того периода. Как и в XVII в., продолжают переводиться на местные языки сборники молитв (новены), катехизисы, библейские притчи. Особый интерес в этом потоке духовной прозы представляет собой, однако, упоминавшийся тагальский перевод «Повести о Варлааме и Иоасафе», сделанный миссионером Антонио де Борха (выдержал два издания — в 1708 и 1712 гг.). Ясное, спокойное, хотя и изобилующее длиннотами произведение Антонио де Борхи может рассматриваться как первая попытка нащупать стиль новой тагальской прозы, получившей дальнейшее развитие лишь в следующем веке. Следом за тагальским переводом «Повести о Варлааме и Иоасафе» в свет выходит илоканское переложение того же произведения, выполненное Аугустином Мехией. В 1734 г. впервые была издана средневековая бисайская дидактическая поэма «Лагда» (переиздана в 1746) — правила поведения молодежи, написанные на языке лейте-самар и восходящие к испанским оригиналам.

Следует отметить и самые значительные лингвистические работы того периода. Именно в в этих трудах зафиксированы образцы филиппинского фольклора (пословицы и поговорки, легенды, сказки, песни, загадки). К таким исследованиям относятся грамматики тагальского языка Гаспара де Сан-Агустина (изд. 1703, 1787), Себастьяна де Тотанеса (1745, 1796, 1850, 1865) и знаменитый «Словарь тагальского языка» Хуана Хосе Носеды и Педро де Сан-Лукара (1754, переизд. 1832 и 1860).

В XVIII в. в филиппинской литературе возникают такие эпико-драматические жанры, как пасьон, куридо, авит, подготовившие прогресс филиппинской литературы в XIX в.

РАЗДЕЛ ДЕСЯТЫЙ

-=ЛИТЕРАТУРЫ ВОСТОЧНОЙ, ЮГО-ВОСТОЧНОЙ И ЦЕНТРАЛЬНОЙ АЗИИ=-

ВВЕДЕНИЕ

К восточноазиатскому историко-культурному региону в XVIII в., как и в предыдущие века, следует отнести не только народы Дальнего Востока: китайский, корейский и японский, но и народы Центральной Азии (монгольский и тибетский), а также вьетнамский, хотя Вьетнам находится в Юго-Восточной Азии. Эти страны издавна были связаны с Восточной Азией, особенно с Китаем в историческом и культурном планах, как было уже показано в предыдущих томах «Истории всемирной литературы». В развитии литератур Восточной Азии переход от XVII к XVIII в. происходил сравнительно плавно, эволюционировали многие из тех тенденций, которые существовали там ранее.

В XVIII в. становится все более ощутимым, сравнительно с XVII в., отставание стран Восточной Азии (как в социально-экономическом, так и в культурном отношениях) от передовых стран Европы, что было следствием целого ряда причин. Маньчжурское завоевание Китая в XVII в., сопровождавшееся опустошением кочевниками всей страны, прервало и замедлило намечавшиеся тенденции предбуржуазного развития, и они с трудом восстанавливались в XVIII в. Маньчжурский сюзеренитет над Кореей и постоянная военная угроза сказались также на исторических судьбах корейского народа в этот период. Продолжавшаяся в XVIII в. агрессивная политика маньчжурской (цинской) империи привела после ряда войн к захвату Монголии и почти полному истреблению народа Ойратского ханства (оставшиеся 30—40 тыс. из 600 тыс. человек спаслись бегством в Россию и расселились в Астраханских степях).

Маньчжуры установили также контроль над Тибетом, сохранив, однако, там автономную власть далай-ламы. В конце XVIII в. маньчжуро-китайские войска предприняли попытку поработить и Вьетнам, но потерпели неудачу.

В XVIII в. в дальневосточных странах происходит консервация феодально-деспотического строя, соединившего классовый гнет с гнетом национальным. Многочисленные крестьянские восстания в Китае, Корее, Японии, вооруженные народные выступления во Вьетнаме, вылившиеся в крестьянскую войну под руководством братьев Тэйшонов, свидетельствовали о кризисных явлениях в феодальных обществах этого региона.

Феодальные деспотии, существовавшие в этих странах и располагавшие мощным бюрократическим аппаратом, были сильнейшим тормозом на пути становления буржуазных отношений, хотя феодалы не могли совсем остановить процесс роста товарно-денежного оборота, торгово-ростовщического капитала (особенно в Китае и Японии), ремесленного и мануфактурного производства.

Такому сдерживанию социально-экономического развития и сохранению феодального строя способствовала политика самоизоляции от внешнего мира, прежде всего — от европейских держав, осуществлявшаяся правителями Японии, Китая и Кореи (хотя Вьетнам, да и некоторые из упомянутых стран, в XVIII в. поддерживали временами контакты с Западной Европой). Эта политика в известной мере препятствовала колониальному порабощению дальневосточных стран. Одновременно в реакционно-клерикальных кругах Западной Европы наблюдается настороженное отношение к идеологическим веяниям с Дальнего Востока: так в 1742 г. была обнародована булла папы римского, направленная против конфуцианства и попыток иезуитов соединить в миссионерских целях идеи христианства и конфуцианства. В то же время ряд европейских мыслителей XVIII в. проявлял интерес к Китаю и Японии, наблюдалось увлечение изобразительным искусством и предметами художественного ремесла дальневосточных стран; начиналось развитие европейской ориенталистики.

Несколько иначе складывались отношения стран Дальнего Востока с Россией. Уже начало XVIII в. характеризовалось настойчивыми попытками русских установить дипломатические и торговые связи с Китаем, Японией, интересом к их культуре. В России начинается изучение японского языка: указом Петра I в 1702 г. японцу Дэмбэю было поручено обучать русских «робят» японскому языку, а в 1736 г. при Петербургской Академии наук основали школу японского языка. В Пекине обосновывается Русская духовная миссия, из числа сотрудников которой вышли первые в России знатоки Китая и его культуры.