Леди Макбет Мценского уезда

давалась, что-то вдруг будто ручнеть стала.

- Вот ты на меня плакалась, - сказала как-то Катерине Львовне Фиона, а я что тебе сделала? Мой случай был, да и прошел, а ты вот за Сонеткой-то глядела б.

"Пропади она, эта моя гордость: непременно нонче же помирюсь", - решила Катерина Львовна, размышляя уж только об одном, как бы только ловчей взяться за это примирение.

Из этого затруднительного положения ее вывел сам Сергей.

- Ильвовна! - позвал он ее на привале. - Выдь ты нонче ко мне на минуточку ночью: дело есть. Катерина Львовна промолчала.

- Что ж, может, сердишься еще-не выйдешь? Катерина Львовна опять ничего не ответила. Но Сергей, да и все, кто наблюдал за Катериной Львовной, видели, что, подходя к этапному дому, она все стала жаться к старшему ундеру и сунула ему семнадцать копеек, собранных от мирского подаяния.

- Как только соберу, я вам додам гривну, - упрашивала Катерина Львовна.

Ундер спрятал за обшлаг деньги и сказал:

- Ладно.

Сергей, когда кончились эти переговоры, крякнул и подмигнул Сонетке.

- Ах ты, Катерина Ильвовна! - говорил он, обнимая ее при входе на ступени этапного дома. - Супротив этой женщины, ребята, в целом свете другой такой нет.

Катерина Львовна и краснела и задыхалась от счастья.

Чуть ночью тихонько приотворилась дверь, как она так и выскочила: дрожит и ищет руками Сергея по темному коридору.

- Катя моя! - произнес, обняв ее, Сергей.

- Ах ты, злодей ты мой! - сквозь слезы отвечала Катерина Львовна и прильнула к нему губами.

Часовой ходил по коридору, и, останавливаясь, плевал на свои сапоги, и ходил снова, за дверями усталые арестанты храпели, мышь грызла перо, под печью, взапуски друг перед другом, заливались сверчки, а Катерина Львовна все еще блаженствовала.

Но устали восторги, и слышна неизбежная проза.

- Смерть больно: от самой от щиколотки до самого колена кости так и гудут, - жаловался Сергей, сидя с Катериной Львовной на полу в углу

- Что же делать-то, Сережечка? - расспрашивала она, ютясь под полу его свиты.

- Нешто только в лазарет в Казани попрошусь?

- Ох, чтой-то ты, Сережа?

- А что ж, когда смерть моя больно.

- Как же ты останешься, а меня погонят?

- А что ж делать? трет, так, я тебе говорю, трет, что как в кость вся цепь не въедается. Разве когда б шерстяные чулки, что ли, поддеть еще, проговорил Сергей спустя минуту.

- Чулки? у меня еще есть, Сережа, новые чулки.

- Ну, на что! - отвечал Сергей.

Катерина Львовна, ни слова не говоря более, юркнула в камеру, растормошила на нарах свою сумочку и опять торопливо выскочила к Сергею с парою синих болховских шерстяных чулок с яркими стрелками сбоку.

- Эдак теперь, ничего будет, - произнес Сергей, прощаясь с Катериной Львовной и принимая ее последние чулки.

Катерина Львовна, счастливая, вернулась на свои нары и крепко заснула.

Она не слыхала, как после ее прихода в коридор выходила Сонетка и как тихо она возвратилась оттуда уже перед самым утром.

Это