Женская война

ы даже для этого пришлось ему перелезть через стену, и передать генерал-адвокату Лави следующую записку, которая вся была писана рукою герцога:

«Всячески постараться, чтобы ничего дурного не случилось с комендантом Канолем, находившимся в службе его величества.

Если он арестован, как мы предполагаем, освободить его всеми возможными средствами, подкупить тюремщиков и дать им столько золота, сколько они попросят, дать им сто тысяч экю, даже миллион, если нужно, и кроме того, дать слово от имени герцога д'Эпернона, что их непременно назначат тюремщиками в одну из королевских крепостей.

Если нельзя подкупом спасти его, так попробовать силу и ни перед чем не останавливаться: насилие, поджог, убийство — все будет прощено.

Приметы его:

Рост высокий, глаза черные, нос орлиный. В случае сомнения спросить: Вы ли брат Наноны?

Действуйте как можно скорее: нельзя даже терять минуты».

Посланный отправился. Через три часа он был уже в Бордо. Он вошел на ферму, надел блузу простого земледельца и въехал в город с кулями муки.

Лави получил письмо через четверть часа после окончания военного совета. Он проник в крепость, переговорил с главным тюремщиком. Предложил ему двадцать тысяч ливров, тот отказал; предложил ему тридцать, тот опять отказал; наконец, предложил сорок тысяч, тот согласился.

Читатель знает, каким образом Ковиньяк занял место Каноля и получил свободу, к величайшему своему удивлению.

Ковиньяка повезли на лихом коне в село Сен-Лубес, которое принадлежало эпернонистам. Тут нашли нового посланного, который прискакал на лошади самого герцога.

— Спасен ли он? — спросил посланный у начальника конвоя, провожавшего Ковиньяка.

— Да, — отвечал тот, — мы везем его.

Только этого и хотел посланный. Он повернул лошадь и исчез, как молния, по дороге в Либурн. Через полтора часа измученная лошадь упала у городских ворот, а всадник свалился к ногам герцога, который с нетерпением ждал слова «да».

Посланный, полуразбитый, имел еще силы произнести это «да», стоившее так дорого. Герцог тотчас бросился к Наноне, которая лежала на постели бледная, в слезах и бессмысленно смотрела на дверь, окруженную лакеями.

— Да, — вскричал герцог д'Эпернон, — да, он спасен, милая Нанона! Он сейчас приедет, и вы обнимете его!

Нанона от радости вскочила на постели: эти слова сняли с ее груди целую гору. Она подняла обе руки к небу и, зарыдав от этого неожиданного счастия, вскричала с выражением, которого нельзя описать:

— Боже мой! Благодарю тебя!

Потом, опустив глаза от неба к земле, она увидела герцога д'Эпернона, который был так счастлив ее счастием, что, по-видимому, не менее ее принимал участие в несчастном пленнике.

Тут только пришла Наноне в голову затруднительная мысль. Каким образом будет награжден герцог за свою доброту, за свои старания, когда увидит постороннего человека под именем ее брата? Когда узнает обман преступной любви вместо чистого чувства братской любви?

Ответ Наноны на эту ее мысль был короткий.

«Ничего, —