История всемирной литературы Т.6

Современность сталкивала польскую прозу с широким кругом новых социальных явлений. Время довершало разлом патриархальной старины, прежнего уклада. Денежные отношения выдвигаются на первый план, и постепенно становится ясно, что это сила, определяющая и эмоции, и идеи, и место на социальной лестнице. Помещичье оскудение, появление обогатившихся выскочек, расшатывание общественных и семейных связей, равнодушие к национальному делу — на все это, не забывая о старых шляхетских пороках (чванство, презрение к «хаму» и т. д.), проза реагировала язвительной сатирой, романтическим негодованием. Польской литературе предстояло освоить крестьянскую тему, представить крестьянина не в идеализированном виде, но в правде его нужд и бедствий.

Появляется в прозе и город, облик которого складывается из картин светских салонов, чиновничье-мещанской повседневности, несчастий городской бедноты. «В роман, — заявлял в 40-е годы популярный прозаик Ю. Дзежковский, — пора уже допустить не только салоны и шляхетские усадьбы, которые мы насквозь знаем, но и улицы, и предместья, и мужицкие хаты». Демократическая сатира, развившая в новых условиях боевые просветительские традиции, избирала своим объектом снобизм и космополитизм верхов общества, их равнодушие к национальному делу, видела в них средоточие всего антипатриотического (фельетонно-очерковый цикл Л. Дунина-Борковского «Захолустье», 1848—1849, панорама львовских аристократических салонов). Иногда сатира соединялась в польской прозе с утопическим морализаторством (основанным на вере в то, что шляхте удастся примирить дух нового времени, практицизм и хозяйственность с сохранением старых добрых нравов), стремилась поучать шляхетского читателя, выводя на сцену идеально безупречных (но недостоверных) героев (Ю. Коженёвский, автор повестей «Аферист», 1846; «Раздел», 1847, и др.). При всем этом в романах и повестях, рассказах и очерках 40-х годов дана была довольно достоверная картина того, как в жизнь шляхты врывается культ приобретательства, возникает новый социальный тип дельца и авантюриста, прогрессирует имущественное расслоение. К тем же годам относятся и попытки художественного анализа в прозе противоречий человеческой психики (Л. Штырмер).

Влияние романтизма в прозе было сравнительно скромным. Оно проявилось во внимании к таким проблемам, как связь между свободой личности и моральным долгом, назначение и судьба художника, нравственная противоположность между испорченным цивилизацией городом и патриархальной деревней, в изображении противоречий человеческой натуры, губящих ее страстей (любовь к «роковой» женщине в романе Н. Жмиховской «Язычница», 1846).

Виднейшим из прозаиков середины XIX в. был Юзеф Игнаций Крашевский (1812—1887). В 30—40-е годы он опробовал ряд возможностей, которые были предложены еще прозаиками-сентименталистами, не прошел и мимо примера В. Скотта, весьма популярного в Польше, предприняв первые опыты в жанре исторического романа. Крашевский обращался к романтической проблематике (конфликт между мечтой и действительностью лег, например, в основу романа «Поэт и мир», опубл. 1839), в какой-то мере воспринял в ряде своих произведений гротескно-историческую манеру изображения тусклой повседневности. Одновременно писатель публикует ряд нравоописательных очерков, а затем набрасывает обширную панораму польской общественной жизни, которая складывается из социальных зарисовок и выразительных портретов, местами содержит меткие и глубокие наблюдения бытового и психологического характера.

В 40-е годы Крашевский обращается к крестьянской теме («История Савки», 1842; «Ульяна», 1843; «Остап Бондарчук», «Будник», 1847; «Арина», 1849, и др.). Реалистический фон его повестей (на котором была заметна, впрочем, и некоторая идеализация героев, чувствовалось влияние романтических представлений о народности), определенность авторского гуманизма и демократических симпатий сделали их новым словом в литературе, правдивым рассказом об отношениях, характерных для крепостной деревни,

о всевластии помещика и мужицком бесправии. Развернутая психологическая обрисовка созданных писателем образов крестьян и крестьянок была шагом вперед в формировании польского реализма, предвосхищала тенденции, характерные для прозы позднейшего времени.

Первая половина XIX в. на польских землях завершилась событиями, вызвавшими в литературе живой отклик: краковское восстание и крестьянское движение в Галиции 1846 г., революционные выступления в 1848 г. Взрыв социальных противоречий, крах надежд на общенародное единство привели одних в горькое смятение («Жалобы Иеремии» К. Уейского и т. п.), других — перепугали и заставили поправеть. В период европейских революций еще нагляднее проявляется идейное размежевание среди поэтов эмиграции. Словацкий до самой смерти остается поэтом демократии. Мицкевич в своих статьях призывает народы к интернациональной солидарности, с одобрением говорит о социалистических идеях. Красиньский происходящее воспринимает с крайним озлоблением. Поражение европейских революций, спад освободительного движения отразились и на литературе.

Произведения художников слова первой половины XIX в. (прежде всего — поэтов и драматургов) составили основу того литературного богатства, которое активно использовалось последующими поколениями, живо воспринимается и в наши дни. В истории польской литературы не было в дальнейшем такого периода, когда не сознавалась бы необходимость обращения к романтическому наследию, как к авторитету или как к поводу для полемики.

Романтизм, который на польской почве оказался чрезвычайно жизнестойким, подтвердил способность польской литературы даже в трудное для нее время оставаться в русле общеевропейского художественного развития. Им были поставлены и во многом решены важные для литературы вопросы: о национальном своеобразии творчества и народности, об историзме, о соотношении между литературной и общественной деятельностью. В ряде случаев именно решения, предложенные романтиками, стали для их преемников обязующими. В Польше утвердился тип культуры, в котором романтическое мировосприятие и подсказанное им художественное отражение действительности являются необходимым компонентом.

В первой половине XIX века реалистические тенденции проявились в произведениях ряда художников, давая о себе знать и в сфере психологического анализа, и в искусстве типизации, и в критической переоценке собственного художественного опыта. Но окончательное утверждение реализма в польской литературе и его расцвет наступили позже, после 1863 г.

*Глава вторая*

ЧЕШСКАЯ ЛИТЕРАТУРА

В начале XIX в. просветительское движение в Чехии приобретает все более отчетливую национальную окраску. Развитие литературы определялось все более ясным осознанием и утверждением самобытности и единства народа как национального коллектива. Идет нарастающий процесс осмысления исторического, этнического и духовного единства нации. Для центростремительных тенденций в национальной жизни 20—30-х годов характерно, что именно в этот период рождаются замыслы больших научно-патриотических трудов, которые должны были обобщить культурно-исторический опыт народа. К числу этих трудов — они создаются в последующие десятилетия — относятся пятитомный «Чешско-немецкий словарь» (1834—1839) Йозефа Юнгмана, в котором он представил богатства чешского языка и утверждал его равенство с языком господствующей нации, его же «История чешской литературы» (1825), ставшая сводом знаний об истории чешской письменности, многотомная «История чешского народа в Чехии и Моравии» (1836—1876) Ф. Палацкого, капитальный труд по этнографии «Славянские древности» (1836—1837) П. Й. Шафарика.

Стремление к синтезу национальных традиций наблюдается и непосредственно в художественной литературе. При этом широко осваиваются и общеславянские традиции, которые воспринимаются как близкие, родственные. На этом этапе еще жило представление о славянах как едином народе, состоящем лишь из разных «племен». При всей иллюзорности такого представления оно было моральной поддержкой в борьбе за национальное самоутверждение. Вместе с тем осмыслялись достижения литератур и других европейских народов, в ряду которых осознавалась собственная самобытность. Отсюда значительное число переводов, одновременно способствовавших и раскрытию возможностей чешского языка. На первом этапе национального возрождения, в конце XVIII — самом начале XIX в., в чешской литературной жизни заметны попытки восстановить определенные архаические традиции письменности, сложившиеся до того, как страна потеряла независимость. Теперь происходит сближение литературных форм с современной жизнью.