История всемирной литературы Т.5

Взаимовлияние устной и письменной литератур стало в XVIII в. сказываться с новой силой. Помимо тюркю (вид народной песни), популярной еще в XVII в., стали создаваться шаркы (в стиле другой народной песенной формы), также основанные на тюркской системе стихосложения (хедже).

Новые веяния ярко проявились в творчестве Недима (ум. 1730), талантливого придворного поэта. Его жизнерадостные остроумные газели и касыды воспевали любовь, вино, красавиц и жизнь как радость и наслаждение, что вполне отвечало вкусам двора и духу «эпохи тюльпанов» — так обычно называют историки культуры первую треть XVIII в. в Турции. Характерным для этого времени мотивом в архитектурном декоре, орнаменте произведений прикладного искусства, рукописной миниатюре было стилизованное изображение тюльпана — своеобразного отражения в местной традиции стиля рококо, привнесенного европейскими художниками и архитекторами, работавшими в Турции по приглашению султана. Так выполнен, например, унван (традиционная заставка) в одной из рукописей. Его автор — известный художник Левни (ум. 1732) в иллюстрациях к «Сур-наме» поэта Вэхби в ряде рисунков пытался отойти от канонов восточной миниатюры, достигнуть портретного сходства изображаемых персонажей, придать живость их мимике и позам, достоверно изобразить быт эпохи. Увлечение «тюльпанами» коснулось многих поэтов, в том числе и Недима. Он часто писал о Стамбуле, его пригородах и садах, где цвели тюльпаны. В его стихах отражена и повседневная жизнь простых людей, их нравы, быт, приметы времени и места. Недим расширяет жанровые возможности поэзии, использует шаркы в любовной и пейзажной лирике. В шаркы язык несколько проще, порой приближается к столичному говору, включая и арго.

Недиму стали подражать. Его пример подхватили писатели следующего поколения. Среди них был и такой во многом отличный от Недима поэт, как Шейх Галиб (1757—1799), последний крупный поэт-суфий, который прославился своей аллегорической поэмой «Хюсн ве Ашк» («Красота и Любовь»). В отличие от многих суфийских поэтов, слагавших поэмы на этот сюжет, Шейх Галиб большее внимание уделил так называемому «земному» плану в традиционном для суфийской поэзии сюжете; в поэму естественно вошли стихи, по форме и стилю близкие фольклору, например народные плачи, среди которых немалое место занимали шаркы и тюркю.

Взаимодействие письменной литературы и фольклора сказалось также в литературной обработке дестанов. Проявилось оно и в стихах поэтов саза (как принято называть поэтов, сопровождавших исполнение стихов игрой на музыкальном инструменте). Среди народных поэтов выделялся Эрджишли Эмрах (ум. в начале века), продолжатель лучших традиций знаменитого ашуга XVII в. Караджаоглана. Стихи Эмраха живут в народе поныне, а его трагическая жизнь стала сюжетом популярного романического дестана «Эмрах и Сельвихан».

В XVIII в. дестаны, которые в Турции были преимущественно поэтическими, значительно обогатились в стилевом и тематическом отношениях за счет бытовых сюжетов, отражающих реальную жизнь общества с его заботами и нуждами: «Дестан о несчастном бедняке» Савни, «Дестан о лекарствах» Тахири и др. Помимо новых дестанов, были по-прежнему популярны в народе героико-эпический «Кёроглу» и романический «Керем и Аслы». Существовали в XVIII в. и религиозные дестаны, иногда проникнутые идеями суфизма. В некоторых дестанах можно отметить юмористические и сатирические черты в обрисовке национальных типов, характеров, ситуаций. В высокий поэтический стиль проникали народные выражения и даже вульгаризмы.

Сатира и юмор были свойственны также многим произведениям городской литературы с ее новым героем. Так, поэмы Белига (ум. 1758) «Книга о сапожнике», «Книга о банщике», «Книга о портном» и «Книга о цирюльнике» написаны в стиле шехренгиза, средневековых шуточных поэм, воспевающих юношей-мастеровых, пленяющих своей красотой сердца всего города (в отличие от предшественников, у Белига это всегда Стамбул). Сюда же в известном смысле можно отнести и поэмы придворного стихотворца Фазыла Эндерунлу (ум. 1810) «Тетрадь любви», «Книга женщин», «Книга красавцев» и др., в которых откровенная эротика сочетается с почти натуралистическим, порой шутливым описанием быта, местных нравов и типов. По традиции создавалось множество пародий и эпиграмм. Юмористические народные рассказы и анекдоты объединялись в циклы вокруг Ходжи Насреддина и новых героев: бывалого вояки Инджили Чавуша, дервиша Бекташи и др. Профессиональные рассказчики (меддахи) охотно включали их в свой репертуар. С успехом они исполняли также разнообразные сказки, народные рассказы, притчи, имеющие давние устные традиции, а иногда — письменные источники (турецкие или заимствованные).

В XVIII в. к уже известным и популярным формам народного театра — теневого (Карагёз), театра марионеток (кукла оюну) — добавляется еще одна — площадной театр (орта оюну). Представление орта оюну, в отличие от других форм народного театра, разыгрывается актерами (только мужчинами), но так же, как и в теневом и кукольном театре, строится на традиционных типах и ситуациях. При низкой грамотности народа эти зрелища имели большое значение как средство массовой злободневной информации, подчас преподносившейся в форме политической сатиры.

Проза была представлена в письменной литературе авторскими рассказами, часто созданными на фольклорной основе (оригинальной, турецкой или заимствованной), а также сочинениями делового, исторического, этического и религиозного характера. В XVIII в. были распространены рукописные книги рассказов, известных в устной передаче меддахов. Примером авторских рассказов, вобравших в себя образцы народной повествовательной литературы,

может служить книга «Фантазии» (полное название «Чудеса божественного откровения») Али Азиза (ум. 1798), образованного чиновника, который посетил ряд европейских стран и в качестве турецкого посла два года провел в Берлине. В обрамленную композицию он поместил собственные рассказы из стамбульской жизни того времени и рассказы по мотивам широко известных циклов «Тысяча и одна ночь», «Тысяча и один день» и др. Старинные турецкие, арабские и персидские народные повествования иногда претерпевают по воле автора XVIII в. удивительную трансформацию, например волшебные приключения героев приобретают некое наукообразное объяснение — даже явлениями магнитного поля.

Историки тоже включали в свои повествования рассказы, навеянные фольклором, народные легенды и притчи. Так, в сочинении Супхи (ум. 1769) реальные события турецкой истории XVIII в. переплетаются с фантастическими приключениями вымышленных героев. Историческая литература сыграла значительную роль в формировании новой турецкой прозы.

Одаренным прозаиком был, например, Наима (1655—1716). Его «Цветник Хюсейна в изложении событий Востока и Запада» (1702) представляет собой оригинальное произведение, в котором сухое и точное изложение исторических событий жизни Османской империи (1591—1659), с подробным описанием дворцовых заговоров, народных восстаний и пр., перемежается стихами различных авторов и беллетризованными историческими рассказами, написанными часто в форме ярких жанровых сценок и живых диалогов. Язык этих фрагментов много проще языка деловой прозы. В ходе беседы исторических персонажей выявляется характер взаимоотношений собеседников, мотивы их поведения, различные точки зрения на тот или иной исторический факт и пр. Лаконично и ярко написана, например, сцена казни крупнейшего сатирика Нефи (ум. 1635). Наима не беспристрастный историограф — чувствуется его критическое отношение к некоторым событиям истории, отдельным деятелям. Таковы сатирические портреты жестокого султана Мурада IV, ряда великих везиров и др. «История» Наимы — выдающееся сочинение турецкой средневековой прозы. Оно было впервые издано на турецком языке в 1734 г.

Среди сочинений, входивших в круг чтения образованных людей и оказавших большое воздействие на общественное сознание эпохи, особый интерес представляют посольские книги (сефаретнаме). Эта своеобразная жанровая форма получила у турок большое распространение именно в XVIII в. В ней соединяются особенности деловой прозы и публицистики, мемуаров и дневниковых записей путешественников, иногда очевидна ее близость к повествовательной литературе. Сефаретнаме не имеют твердого канона, но они впитали в себя отчасти канонические правила тех форм, на основе которых сложились. Таковы, например, этикет описания официальных лиц (султанов, королей, придворной знати) и обращения к ним, включая традиционную титулатуру, порой переносимую с правителей Востока на царствующих особ Запада. Помимо этого, значение канона приобрели точность в описании событий с указанием времени, пройденного расстояния, количества и качества врученных и полученных даров, а также последовательность в изложении трех обязательных частей — поездка посла к месту назначения, пребывание там, возвращение домой. Все это, естественно, было связано с деловой функцией посла и его посольской книги.