История всемирной литературы Т.6

С анонимной поэзией созвучно творчество первого белорусского крестьянского поэта Павлюка Багрима (1813 — ок. 1890). За распространение антикрепостнических произведений он был отправлен в солдаты. Царскими чиновниками были изъяты у него три тетради поэтических произведений, которые не найдены до сих пор. Случайно сохранилось лишь одно лирическое стихотворение Багрима «Заиграй, заиграй, хлопче малый» (конец 20-х годов). Но и оно давало современникам повод утверждать, что при более благоприятных обстоятельствах из этого поэта-самоучки получился бы «белорусский Шевченко или Бернс».

В протесте против самодержавия и крепостничества Павлюк Багрим был не одинок. Можно сослаться на разночинца Франца Савича (1815—1846). За участие в тайной организации студентов Виленской медико-хирургической академии он был сослан рядовым солдатом на Кавказ, откуда неоднократно пытался бежать за границу. Как явствует из философских и публицистических произведений Савича на польском языке, он, «неумолимый враг панов», был сторонником вооруженного восстания. В единственном стихотворении, написанном на белорусском языке, «Там, вблизи Пинска», подчеркивается несовместимость науки и гуманизма с деспотизмом и крепостничеством. Белорус-полещук обращается к соседям — «литвину» и «волынцу» — с призывом подать руки друг другу «царям на сгубу».

Более умеренными были взгляды Яна Барщевского, Яна Чечота и особенно Александра Рыпинского. Наиболее активный период их творчества относится к 40-м годам. Их произведения были опубликованы в различных сборниках и альманахах.

Детство и юношество Яна Барщевского (1794—1851) связано с Полоцком. Свое первое произведение, польскую поэму «Пояс Венеры», написанную в духе классицизма, он создал в 1809 г. Он много путешествовал пешком по Белоруссии, в 40-е годы жил в Петербурге, где познакомился с Т. Шевченко, издавал польский альманах «Незабудка». В историю белорусской литературы Барщевский вошел как автор назидательных стихотворений «Горелица» и «Девонька», стихотворного рассказа «Мужицкий грабеж», посвященного событиям 1812 г., а также четырехтомного сборника рассказов «Шляхтич Завальня» (СПб., 1844—1846). В него вошли своеобразно обработанные и скомпонованные автором белорусские сказки, которые он услышал в детстве в доме своего дяди Завальни. Хотя сборник издан на польском языке, однако, по выражению польского критика М. Грабовского, в каждом его слове «слышен белорус».

Поэт и фольклорист Ян Чечот (1796—1847) был выходцем из обедневшей шляхты, жившей на Новогрудчине. Во время учебы в Виленском университете он дружил с А. Мицкевичем. В студенческие годы Ян Чечот написал несколько белорусских песен, именинных поздравлений и драматическую сценку. Как один из руководителей тайных обществ филоматов и филаретов, Чечот был сослан в Уфу. Вернувшись на родину, он собирал и переводил на польский язык белорусские народные песни, изданные в 1837—1846 гг. в Вильно в шести сборниках. К некоторым из них присоединены белорусские назидательные стихотворения, адресованные крестьянству. В предисловиях к сборникам охарактеризованы особенности белорусского языка и фольклора. Несмотря на просветительский характер, произведения Чечота запрещались цензурой.

Белорусский и польский поэт Александр Рыпинский (ок. 1810 — ок. 1900), еще занимаясь в Витебской гимназии, перевел на польский язык «Русалку» А. Пушкина. Во время службы в Динабургской крепости он подружился с заключенным там В. Кюхельбекером. Как участник восстания 1830—1831 гг., Рыпинский вынужден был эмигрировать за границу, где сблизился с А. Мицкевичем. В 1840 г. в Париже на польском языке было издано исследование «Белоруссия», в котором Рыпинский попытался осмыслить пути развития белорусской литературы, охарактеризовать особенности белорусского фольклора. В 50-е годы он основал в Лондоне вольную типографию, где наряду со своими польскими сборниками издал белорусскую балладу «Нечистик» (1853). После вступления на престол Александра II поэт вернулся на родину.

В творчестве Барщевского, Чечота и Рыпинского есть много черт, позволяющих говорить об общности их эстетических позиций. Все поэты писали не только на белорусском, но и на польском языке и, по существу, принадлежат двум литературам. Все они плодотворно занимались собиранием и обработкой белорусских песен и сказок. Много общего в социально-политических взглядах Барщевского, Чечота и Рыпинского, которые в основном формировались под влиянием идеологии Просвещения. Их взгляды противоречивы. С одной стороны, писатели враждебно относились к царскому самодержавию и отдельным проявлениям крепостничества, с другой — призывали к классовому единению, идеализировали патриархальное прошлое, преувеличивали значение морального самоусовершенствования человека.

Как творческие индивидуальности Барщевский, Чечот и (в меньшей степени) Рыпинский формировались под запоздалым влиянием классицизма и сентиментализма. Вслед за классицистами они рассматривали свою поэзию как средство распространения знаний. Идея для них — нечто заранее заданное. Почти каждое стихотворение Чечота — поучение о том, что нельзя пить водку, жить в невежестве и грязи, вырубать деревья вдоль дорог и т. д. Одновременно Чечот и Барщевский близки к сентименталистам. Изображенная в идиллических тонах деревня противопоставлялась ими «развращенному» городу. Крестьянин у Чечота внешне привлекателен. Автор хотел подчеркнуть, что крепостные заслуживают лучшей доли. Преобладающим в творчестве Барщевского, Чечота и Рыпинского было влияние романтизма. От романтиков они унаследовали интерес к народному быту, к фольклору. Основные черты романтической баллады (необычность обстоятельств, переплетение реального и сверхъестественного) очевидны в «Нечистике» А. Рыпинского, в основанных на белорусских преданиях польских балладах Я. Барщевского. Последний обрабатывал народные сказки и легенды в соответствии с эстетическими принципами романтизма. Используя фольклор, Барщевский и Рыпинский иногда увлекались его религиозно-мистическими мотивами.

Характерным произведением белорусского романтизма является небольшая поэма «Мачеха» (1850) Адели из Устрони. В поэме возвышенно высказаны чувства любви к родному краю. Среди действующих лиц «Мачехи» — персонифицированные силы природы: грозная буря, добрый лес, полноводный Неман, защищающий смельчака, который решился в бурю переплыть его воды. Поэма насыщена аллегориями и символами.

Лучшие произведения данного периода, особенно поэмы «Энеида наизнанку» и «Тарас на Парнасе», подготовили приход в литературу В. Дунина-Марцинкевича, Ф. Богушевича, Я. Лучины, А. Гуриновича и других писателей. Благодаря их творческим усилиям во второй половине XIX в. белорусская литература переходит уже к реалистическим принципам отражения действительности.

*Глава четвертая*

ЕВРЕЙСКАЯ ЛИТЕРАТУРА

Есть своя объективно-историческая закономерность в том, что новая еврейская литература на идише, уходящая своими корнями в позднее средневековье, в XIX в. начала интенсивно развиваться и достигла высокой степени идейно-эстетической зрелости главным образом в России, а также в ряде других стран Восточной Европы.

Идиш относится к германской группе языков и возник в конце XII—XIII в. на основе верхненемецких диалектов, обогащенных семитскими, а впоследствии славянскими элементами. На этом языке в Германии, начиная с XIII в., странствующие народные певцы («шпиллайт» и «зингеры») сочиняли сатирические произведения, обличавшие общинных заправил.

До нашего времени дошли литературные памятники на идише, созданные неизвестными авторами в XIV—XV вв.: поэмы «Книга Самуила», «Сказание об Эсфири», «Книга царства». В Италии в начале XVI в. были написаны романы Илии Бохера (1467—1549) «Бова-королевич» (1507), «Парис и Вьена» (1509) — обработки итальянских оригиналов.

С конца XVI в. — в связи с массовой эмиграцией евреев в Восточную Европу — центр литературы на идише из Германии перемещается в Польшу. Здесь обретает силу находившаяся в руках богатеев и раввинов общинная организация — аппарат религиозного закрепощения бедноты, консервации ее отсталости, мистических настроений. Это, естественно, сказывается и на характере литературы. Светская литература питалась, как правило, переводами с древнееврейского.