История всемирной литературы Т.6

Однако, находясь уже под следствием в каземате Третьего отделения, Шевченко продолжает писать. Начинается десятилетний период его «невольничьей поэзии», рисующей образ непокорного и непобедимого поэта-борца, заявившего: «Терзаюсь, мучаюсь... но все ж не каюсь!..».

За первые три года солдатчины Шевченко написал больше, чем за весь предыдущий период своего творчества. Он рисует крепостной быт в социально-бытовых поэмах («Княжна», «Марина», «Варнак», «Меж скалами, подобно вору», «Если бы тебе досталось», «Петрусь», «Солдатов колодец»), показывает граждански активного героя, вставшего на путь борьбы с панами-насильниками. К этим эпическим произведениям примыкают (некоторые имеют даже общий сюжет) русские повести Шевченко («Наймичка», «Капитанша», «Музыкант», «Художник», «Прогулка с удовольствием и не без морали», «Несчастный», «Варнак», «Близнецы»), написанные в 1852—1858 гг. (опубликованы в 80-х годах). По своей проблематике, вскрытию глубоких противоречий крепостнического строя, произвола помещиков, показу благородства и талантливости людей из народа они близки к русской реалистической прозе 40—50-х годов.

Новым в творчестве Шевченко этого периода, получившем дальнейшее развитие после освобождения из ссылки, было появление философко-исторических поэм («Цари», «Неофиты», «Мария», «Саул» и др.) и стихотворений («Пророк», «На рожь несжатую в ночи...», «Подражание II псалму», «Исаия. Глава 35», «Подражание Иезекиилю. Глава 19», «Осии. Глава 14»), в которых, используя библейские и древнеримские сюжеты, поэт прибегает к эзоповскому языку, создает притчево-параболические художественные структуры.

В поэмах «Неофиты» (1857) и «Мария» (1859) Шевченко переосмысливает исторический материал и христианскую легенду в духе своего времени, которое выдвигало вопрос о личной ответственности каждого за судьбы освободительного движения в России. Переосмысление библейского мифа в сугубо гуманистическом плане, превращение его в житейскую человеческую историю оказывает решающее влияние на концепцию образа Христа, который из сына божия становится сыном человеческим и встает в ряды борцов за реальное, земное счастье людей. Деяния Христа выступают как пример реализации тех огромных потенциальных возможностей служения добру, которые заложены в духовном мире каждого человека.

В широкий жанрово-стилевой диапазон творчества Шевченко периода ссылки входят и фабульные исторические стихотворения и поэмы («Чернец», «Иржавец», «В то пасхальное воскресение», «Завалило черной тучей», «Швачка» и др.), рисующие в романтическом духе прошлое Украины, ее героев, жертвующих собой во имя свободы родины.

Главное место в произведениях 1847—1850 гг. занимает личностная и «ролевая» лирика — значительное явление в истории украинской литературы. Поэтическая культура Шевченко стояла на уровне высших достижений мировой поэзии того времени. Характерными чертами ее являются народно-песенная основа, глубокий психологизм, философская обобщенность образов, стилистическое разнообразие, динамичность и композиционная раскованность, богатство образных ассоциаций, наличие различных словесных «партий». Главными чертами лирики Шевченко являются автобиографичность, эмоциональное переживание детских лет и юности, мысленное перенесение поэта на Украину, обобщенный образ которой он неразрывно связывает со своей собственной судьбой — «N. N.» («Тогда мне лет тринадцать было...»), «Не греет солнце на чужбине...», «N. N.» («О, думы мои! О слава злая!»), «И вырос я в краю чужом...», «А. О. Козачковскому», «И золотой и дорогой...» и др.

Шевченко в совершенстве владеет приемом наглядности в передаче абстрактной мысли, достигает совершенства в психологизации тропа, что позволяет увидеть любую жизненную реалию через призму личностного восприятия. Его лирика основана не столько на логических предметно-понятийных связях, сколько на ассоциативном сочетании дополнительных смысловых и интонационных оттенков, что позволяет ему передать глубинные, подчас смутные еще движения души, ее «подтекст» («Солнце заходит, горы чернеют...», «А мы все думаем, решаем...», «И сонные волны, и мутное небо...», «И тернистый и колючий...», «Не самому ль мне написать...» и др.). Вместе с тем у Шевченко заметно стремление к реалистической точности, движение от фигуральной речи к автологии. Графичность поэтического рисунка явственно видна в стихотворениях «Вишневый садик возле хаты...», «Все снится мне: вот под горою...», «Какого дьявола я трачу...». Большинство стихотворений, относящихся к «ролевой» лирике, имеет ярко выраженный народно-песенный склад («И богата я...», «Муженька я дорогого...», «Куковала кукушечка...», «Протоптала тропочку...» и др.). В последовательной смене разнофигурных ритмических модификаций, характерной для Шевченко, важное место занимает коломийковый стих — сочетание восьмисложного и шестисложного стихов хореической каденции.

В 1857—1858 гг. Шевченко вел дневник («Журнал»), представляющий собой ценнейший источник сведений о его жизни, окружении, об общественно-политических, философских и эстетических взглядах поэта. Как своеобразный вид его мемуарной прозы «Журнал» отличается глубиной самоанализа, живописностью бытовых сцен, меткими характеристиками современников.

Вернувшись из ссылки, Шевченко в марте 1858 г. приезжает в Петербург и включается в общественно-политическую и литературно-художественную жизнь: он встречается с Чернышевским, братьями Курочкиными, Михайловым, Плещеевым, Тургеневым, Лесковым, Марко Вовчок и другими деятелями культуры и освободительного движения, расширяет свои контакты с кругом «Современника», принимает участие в создании Литературного фонда, подготовке альманаха «Хата» и первого украинского журнала «Основа». В 1860 г. Академия художеств присуждает Шевченко звание академика-гравера. В том же году выходит его «Кобзарь», состоящий из 17 произведений, написанных до ссылки.

Творчество после ссылки — новый этап в идейно-художественном развитии Шевченко, когда мотивы и образы социально-бытового плана, философичность интимной лирики уступают место образам и мотивам политической борьбы и грядущей крестьянской революции. Как бы возвращаясь к общей тональности «трех лет», Шевченко в своем образе мира и «темного царства» самодержавия прозревает час неминуемых перемен, поднимаясь при этом на более высокую ступень идейного и художественного обобщения. Доминирующими в его творчестве становятся сатирическая образность, политические мотивы, изобличительно-публицистический тон. Библейский пафос обличения сливается у Шевченко с пророчеством гибели всех «нечестивых» — от царя до «ясновельможного» украинского панства как пособника мучителей народа («Неофиты», «Осии. Глава 14», «Сраженья были, распри — все бывало...» и др.). Разоблачение и инвектива у Шевченко всегда идут теперь рядом с поиском хотя бы неприметных следов существования идеала в действительности, что определяет существенную черту его реализма, в котором всегда присутствует романтический порыв в будущее.

В неподцензурном стихотворении «Юродивый», изобличающем «царя-фельдфебеля» Николая I и его пьяных «сатрапов-унтеров», поэт находит «средь миллионов свинопасов» «чудака-оригинала», дерзнувшего публично дать пощечину сатрапу. Этот единичный факт становится для Шевченко точкой опоры для широкого исторического обобщения (характерная черта его поэтики), раскрывающего связь между сопротивлением насилию отдельной личности и выступлением всей массы народа против тирании. Обращаясь с гневным осуждением к самому «всевидящему оку» и проклиная царей, поэт как пример самоотверженности воскрешает образы «поборников священной воли» — томящихся в каторжных рудниках Сибири русских революционеров.

Политической поэзии Шевченко последних лет жизни присущи притчево-параболические структуры, персонификация идей, актуальные образы-символы, показывающие высокий уровень идейно-художественного обобщения в духе политических задач того времени. Это проявляется даже в отдельных картинках с натуры («О, люди! бедные, слепые!», «Однажды над Невой иду...»), где отдельное, не теряя своей конкретности, превращается во всеобщее. Ключевым словом в творчестве Шевченко становится «правда-месть»; он не только страстно призывает народные массы к восстанию, но и верит в победу революции, в грядущее обновление жизни на земле («Я на здоровье не в обиде...», «Свете тихий! Свете ясный!», «И Архимед и Галилей...» и др.).