История всемирной литературы Т.5

Сатирический журнал молодого Крылова «Почта духов» (1789) был облечен в форму переписки «арабского философа Маликульмулька» с «водяными, воздушными и подземными духами». По глубине философской мысли, дерзости и запальчивости обличения, бескомпромиссной и понятной читателю (несмотря на иносказательную, эзоповскую форму) критике деспотизма Екатерины II, взяточничества, казнокрадства, лицемерия верхов, а также по разнообразию выразительных типов дворянского и бюрократически-чиновничьего общества «Почта духов» — одна из вершин русской сатирической прозы XVIII в. Последователь западноевропейской просветительной мысли, органически объединивший в журнале свое и переводное, молодой Крылов настроен антидворянски. Размышляя об идеале гражданина, приносящего пользу обществу «во всех местах и во всяком случае», где он может ее принести, издатель «Почты духов» полагал, что «учиниться истинно честными людьми» часто гораздо легче могут «мещанин добродетельный и честный крестьянин, преисполненный добросердечием», чем дворянин, умножающий «число бесплодных ветвей своего родословного дерева».

После вынужденного прекращения в августе 1789 г. «Почты духов» Крылов снова вернулся к журнальной деятельности в 1792 г.: совместно с драматургами А. И. Клушиным и П. А. Плавильщиковым и актером И. А. Дмитревским он основал типографию, где начал издавать ежемесячный журнал «Зритель».

Здесь были помещены остросатирические «восточная повесть» Крылова «Каиб» и его гротескно-пародийная «Похвальная речь в память моему дедушке, говоренная его другом в присутствии его приятелей за чашею пунша». В «Каибе» Крылов по примеру Монтескье и Вольтера обратился к форме восточной повести для воссоздания прозрачной сатирической картины русских самодержавных порядков. Полная иронии и сарказма, «Похвальная речь» дополнила богатую портретную галерею, созданную русскими сатириками XVIII в. от Кантемира до Сумарокова, Новикова и Фонвизина, еще одним ярким образом тупого и жестокого помещика-крепостника.

«Зритель» уделял пристальное внимание национальной драматургии и театру. Программный характер носят две опубликованные в нем втатьи драматурга Петра Алексеевича Пласильщикова (1760—1812), купца по происхождению, выступавшего за изображение в искусстве жизни мещанства. Плавильщиков ратует в них за расширение национального репертуара, воспроизведение живых русских нравов и характеров. В трагедиях Плавильщикова сочетаются принципы трагедии и чувствительной драмы, а его комедии воспроизводят ряд колоритных черт купеческого и крестьянского быта («Бобыль», 1790; «Сиделец», 1803), предваряя порой комедии А. Н. Островского.

Выдающимся драматургом был и сам Крылов — автор комической оперы «Кофейница» (1782), нравоописательных комедий «Бешеная семья» (1786), «Сочинитель в прихожей» (1786), «Проказники» (1788) и ряда других — вплоть до направленной против Павла I «шутотрагедии» «Подщипа» (1799—1800) и написанных уже в XIX в. и сделавших его одним из видных предшественников Грибоедова сатирических комедий «Модная лавка» и «Урок дочкам» (обе — 1807).

Вообще 80—90-е годы XVIII в. — время интенсивного развития русской драматургии и театра, в которых все более явно развертывается в различных формах то борьба, то сложное взаимопроникновение традиций классицизма, просветительского рационализма и сентиментальной чувствительности. Жанры высокой стихотворной трагедии и комедии сосуществуют и конкурируют на сцене с прозаической бытовой комедией и драмой — переводными и оригинальными.

Из стихотворных комедий этих десятилетий, продолжавших традиции классицизма, наиболее значительны «Хвастун» (1784 или 1785) и «Чудаки» (1790) Я. Б. Княжнина, переводчика комедий Гольдони, и написанная не позднее 1794 г., но напечатанная и поставленная в 1798 г. «Ябеда» В. В. Капниста (1757 или 1758—1823). Особенно остра по общественно-политическому звучанию «Ябеда», где с необычайной наглядностью обнаружены скрытые пружины тогдашнего судопроизводства. Длительная тяжба, которую пришлось вести самому Капнисту, помогла ему на своем опыте изучить судебные порядки самодержавно-крепостнической России. Острота их критики сделала комедию Капниста непосредственной предшественницей гоголевского «Ревизора».

СЕНТИМЕНТАЛИЗМ. КАРАМЗИН

Последнее десятилетие XVIII в. — время расцвета сентиментализма и зарождение преромантизма в России.

Проникновение в русскую литературу элементов сентиментализма начинается уже в 60—70-х годах. Особенно заметно оно в творчестве М. М. Хераскова и поэтов его круга, объединившихся в московском университетском журнале «Полезное увеселение» (1760—1762). В 70-х годах Михаил Никитич Муравьев (1757—1807), провозглашая идеал внутренней свободы человека («Того лишь, кто владеть умеет сам собою, // Зову свободным я»), признает, что в нем самом заключен источник и его бед, и его счастия. Гражданской поэзии классицизма и его «громкости» предвестники сентиментализма противополагают идеал нравственного воспитания личности, поэзию «тихого» покоя и мечтательного уединения. Богатой питательной почвой для сентиментализма явилось увлечение масонством. В русле идей сентиментализма развивается в творчестве того же Муравьева и других поэтов и прозаиков конца XVIII в. русский оссианизм, сочетающий в себе поэзию мечтательного уединения и овеянный меланхолией героико-патриотической культ противопоставленного убогому настоящему великого исторического прошлого.

Наиболее выдающимся деятелем русского сентиментализма был Николай Михайлович Карамзин (1766—1826) — теоретик этого литературного направления, практически развивший его принципы в своих произведениях.

Ранний период творчества Карамзина связан с кругом Новикова. В годы, когда Новиков арендовал университетскую типографию и возглавлял Типографическую компанию, он привлек Карамзина к сотрудничеству в качестве переводчика, поручил ему редактирование первого в России специального журнала для детей «Детское чтение» (1785—1789).

Мистические идеи масонства, с деятелями которого общался Карамзин в это время, остались ему чужды. Но он разделял интерес своих друзей из круга масонов к проблемам этическим, их стремление к внутреннему самопознанию и нравственному самоусовершенствованию. В то же время уже с молодых лет Карамзин испытал воздействие философских и эстетических идей английского, французского и немецкого Просвещения. Он верил «в изящность законов чистого разума», усвоил учение просветителей о внесословной ценности личности. Культура, просвещение навсегда стали в глазах Карамзина «палладиумом благонравия» .

«Республиканец в душе», Карамзин переводит на русский язык шекспировского «Юлия Цезаря» (1787) и трагедию Лессинга «Эмилия Галотти» (перевод напечатан в 1788 г.), увлекается в молодые годы ораторами Французской буржуазной революции. Относя ее к «таким явлениям, которые определяют судьбы человечества», Карамзин внимательно следит за развертыванием событий во Франции вплоть до эпохи якобинской диктатуры, которую он переживает болезненно и под влиянием которой испытывает глубокий внутренний кризис. В письмах — «Мелодор к Филалету» и «Филалет к Мелодору» (1793—1794) — сказалось трагическое разочарование писателя в идеалах Просвещения. «Век просвещения! Я не узнаю тебя — в крови и пламени не узнаю тебя, среди убийств и разрушения не узнаю тебя!» — восклицает Мелодор. В ответ на его сетование Филалет горестно призывает искать «источника блаженства в собственной груди нашей».

Утверждая вслед за Руссо, автором «Общественного договора», что республика — лучшая форма правления для малых стран, Карамзин отныне твердо отстаивает благотворность для России и для крупных государств вообще монархии как гарантии прочного общественного порядка. Он признает прочными лишь те изменения государственного и общественного уклада, которые осуществляются мирно, «неприметным действием времени», «посредством медленных, но верных, безопасных успехов разума, просвещения, воспитания, добрых нравов».