История всемирной литературы Т.7

Развитие социалистической литературы — один из важных показателей поисков нового в немецкой литературе 70—80-х годов. Изменение социально-экономических условий, связанное с быстрым ростом капитализма, обострение социальных противоречий и идеологической борьбы — все это ставит писателей перед новыми проблемами. Официальная пропаганда приобретает все более агрессивный националистический характер.

В то же время обострение противоречий в канун империализма ускоряет не только развитие социалистической идеологии, но и порождает сложные процессы в самой буржуазной идеологии.

Философия Фридриха Ницше (1844—1900) является опытом смелых размышлений над противоречиями эпохи, но размышлений с позиций человека, который глубоко неудовлетворен современным состоянием общества, его культуры, его религии, всем ходом развития современной цивилизации, однако при этом враждебен всякой демократизации общественных институтов («Рождение трагедии из духа музыки», 1872; «Так говорил Заратустра», 1883—1891; «По ту сторону добра и зла», 1886; «Сумерки кумиров», 1889, и др.). Недоверие к демократии вырастало у Ницше из недоверия к высоким возможностям человека. Как прозорливый социальный психолог, он выделял в человеке те весьма опасные свойства его натуры (прежде всего роль инстинктивного подсознательного начала), которые в ходе дальнейшего исторического развития Германии реакции удалось использовать в своих целях (шовинистический угар в годы первой мировой войны, демагогия фашизма). Ницше продолжил в своей философии тот анализ природы человека, который своими художественными средствами вела и немецкая литература — Бюхнер, размышлявший над тем, «что это такое в нас прелюбодействует, убивает, крадет и лжет?»; Геббель, пристально наблюдавший героев, переступавших границы дозволенного; Вагнер, воплотивший в своих операх, либретто и музыке могучий разлив первозданных страстей.

Но взгляд Ницше на человека односторонен. Отчаявшись, он не увидел в нем ничего положительного, кроме силы. Дух был приравнен Ницше к болезни. Всю современную культуру он считал упадочнической и декадентской. Ницше бичует декаданс со страстностью пророка, изгоняющего из храма еретиков и вероотступников. Но то, что он предлагает как средство излечения, является еще более резким выражением кризисных настроений. Поиски сильного человека, находящегося «по ту сторону добра и зла», отражали опасную логику развития буржуазной идеологии.

Концепция исключительной личности была не нова, но до тех пор она не утрачивала связи с гуманистическими идеями. Хотя трагическое мироощущение Геббеля в целом не может рассматриваться как предшествующее Ницше, его индивидуалистическая концепция все же не давала повода для истолкования ее в ницшеанском смысле.

Зловещее новаторство Ницше, однако, состояло в том, что его герой отбросил все моральные принципы и установления, отверг как бессмысленные любые попытки совершенствования человека и человечества. От разочарования в прогрессе, порожденного крушением революции 1848 г., разочарования, захватившего многих художников 50—60-х годов (и потому поддавшихся влиянию Шопенгауэра), Ницше делает следующий шаг — к отрицанию всякого прогресса, более того, отрицанию самого движения, самого понятия историзма.

Ницше противостоит традициям предшествующей немецкой культуры убеждением в необоримости иррационального начала. Пользуясь порой романтической системой образов, имитируя романтический стиль в своих произведениях, Ницше, однако, полярен романтизму, который всегда имел перед собой тот или иной идеал, эстетический и этический.

Томас Манн очень убедительно призывает на помощь Новалиса в полемике против Ницше. Он цитирует Новалиса: «У нравственного идеала нет соперника более опасного, нежели идеал наивысшей силы или жизненной мощи... Этот идеал был создан варварством, можно лишь пожалеть, что в наш век одичаяния культуры он находит немало приверженцев, в первую очередь из числа людей ничтожных и слабых. Идеал этот рисует нам человека в виде некоего полубога-полузверя, и люди слабые не в силах противостоять неодолимому обаянию, какое имеет для них кощунственная дерзость подобного сопоставления».

Разными гранями своего учения, своей «утонченной ложью» (слова И. Бехера) Ницше оказал огромное влияние на многих представителей западной литературы, но, как и Шопенгауэр, уже за пределами своей эпохи, преимущественно в начале XX в. Немецкие писатели — современники Ницше развивались вне его влияния.

Опасной проповеди как националистических, так и антидемократических идей передовые писатели противопоставляют стремление объективно разобраться в сути происходящих социальных перемен и оценить положительные возможности человека. В 70—80-е годы завершают свой творческий путь писатели-реалисты поколения, вступившего в литературу еще в канун революции (Шторм, Раабе), создает последнюю музыкальную драму последний романтик Вагнер. В конце 80-х годов формируется натурализм и одновременно в 80—90-е годы развертывается деятельность последнего крупного реалиста в немецкой литературе XIX в. — Теодора Фонтане (1819—1898).

Писать Фонтане начал рано. Он выступил как поэт, журналист, театральный критик, автор многочисленных путевых очерков. Но в историю немецкой литературы Фонтане вошел своими романами, первый из которых («Перед бурей», 1878) он написал на шестидесятом году жизни.

Многими ракурсами отражения действительности Фонтане естественно вписывается в характерные контуры европейского реализма второй половины XIX в. Его проза погружает читателя в жизнь Берлина и Пруссии 70—90-х годов или — в двух исторических его романах — начала XIX в., воспроизведенную, как в лучших образцах классического реализма, вплоть до деталей и атмосферы. Ясно и тематическое сходство. В романах Фонтане читатель мог обнаружить «женский вопрос» и проблему социального неравенства, волновавшие писателей-реалистов во многих странах, так же как в последнем его романе «Штехлин» (1899) — анализ политической ситуации в Пруссии и картину предвыборной борьбы.

Но глубина реализма Фонтане не в политической смелости, точно так же как сила его историзма — не в изображении исторических потрясений. Если подходить к Фонтане с мерками европейского реализма, писателя можно принять за регионалиста с узким горизонтом, не видевшего дальше границ Бранденбурга. В подобном сравнении творчество Фонтане оказалось бы в проигрыше: пришлось бы констатировать, что Фонтане не поднимался до гражданской смелости Ибсена, не смог приблизиться к широчайшему изображению народной жизни у Толстого и гораздо более приглушенно изображал страсти человеческие, чем Гюстав Флобер (именно в таком неблагоприятном для автора смысле роман Фонтане «Эффи Брист» порой сопоставлялся исследователями с «Госпожой Бовари» Флобера и «Анной Карениной» Толстого). Между тем у реализма Фонтане были свои законы, следуя которым он, не претендуя на масштабы Бальзака или Толстого, создал произведения, открывавшие новые возможности немецкому роману.

Он нашел свой способ вместить значительное содержание в незначительный жизненный материал. В малом и частном он умел увидеть важное — социальное, историческое, всечеловеческое. «Великое, — писал Фонтане, — говорит само за себя: чтобы воздействовать, оно не нуждается в художественной обработке. Напротив, чем меньше предмет, тем лучше».

Первые романы Фонтане обращены к эпохе 1806—1813 гг. Роман «Перед бурей» (1878) изображает ситуацию в канун 1813 г., «Шах фон Вутенов» (1883) возвращает читателя к 1806 г., периоду накануне разгрома Пруссии Наполеоном. Однако у Фонтане нет ни победоносного наступления Наполеона, ни антинаполеоновских войн. Отнюдь не прямо, а опосредованно передана и ситуация в Пруссии. Историзм Фонтане особого рода. В отличие от других авторов исторических романов, его интересовали не события, не их взаимосвязи, не люди как представители общезначимых идей и политических тенденций, а повседневность, в которой, однако, оказывалось заметным историческое и социальное.