История всемирной литературы Т.7

Подлость и низость сея...

(Перевод Л. Гинзбурга)

Тремя десятилетиями раньше, в условиях общественного подъема, стихи Гервега, направленные против Фрейлиграта, были подхвачены во всех концах Германии. Теперь, в разгар шовинистической истерии, голос революционного поэта не был услышан. Вернувшись на родину после амнистии 1866 г., Гервег чувствовал себя эмигрантом среди людей, которые его не понимали. Он печатался в мелких провинциальных изданиях, чаще анонимно; многие его политические стихи были опубликованы только в 1948 г. в ГДР к столетию революции.

Позиция Гервега в эти последние годы его жизни (он умер в 1875 г.) была бескомпромиссной. В стихотворении, обличающем политику «железа и крови», единство страны по Бисмарку, шовинистическую пропаганду, Гервег нашел точные слова, позднее на всю страну прозвучавшие в речах Карла Либкнехта «Главный враг стоит на Шпрее»:

Бичи «Священного союза»

Европу вновь хлестать начнут.

Пускай ликующая муза

Прославит в гимнах прусский кнут!..

О, как младенцев, вас дурачат!

Спешите ж сделать первый шаг!

Что «Страж на Рейне» нынче значит,

Когда на Шпрее — ваш худший враг?!

(Перевод Л. Гинзбурга)

Гневные строки вызывает у поэта дух милитаризма, все более утверждающийся в Германии, где, по его словам, «направление времени стало зависеть от направления ружей».

Если для молодого Гервега характерна была патетика, подчас выливавшаяся в поток абстрактных призывов к свободе, то в своем позднем творчестве он прежде всего стремится к исторически конкретному социальному и политическому анализу. Его сатира имеет точный адрес. Виновники зла названы по именам (Крупп, Бисмарк, многие популярные в то время политические и военные деятели).

Глубина сатиры Гервега определяется прежде всего тем, что он раскрывает антинародный характер новорожденной империи.

Итог войны — не в том, что «проглотили Эльзас-Лотарингию». Свирепствует «чума рабства», мельчают души, народ обманут единством:

Но оттого ль един народ,

Что им один властитель правит,

Который вас, заткнув вам рот,

На смерть бесславную отправит?

(«Опьяненным победой».

Перевод Л. Гинзбурга)

В ранний период Гервег довольно последовательно отстаивал позиции революционной демократии, но был далек от понимания исторической роли пролетариата. Теперь, откликаясь на 25-летнюю годовщину мартовской революции, Гервег видит подлинных наследников ее именно в рабочем классе.

Подъем рабочего движения и рост социал-демократической партии в 70—80-х годах создают благоприятную почву для прихода новых сил в революционно-пролетарскую литературу, развитие которой было прервано с разгромом революции 1848—1849 гг. На страницах социал-демократических газет печатаются стихотворения, посвященные Парижской коммуне; многообразно, подчас наивно и декларативно отражается в политической поэзии деятельность Маркса и Энгельса. Глубоко знаменателен уже самый факт, что на фоне официальной литературы, создающей культ героев войны или культ Германии, появляются стихотворения, раскрывающие облик вождя рабочего класса, даже если поэт, прибегая к традиционной системе образов, называет Маркса новым Зигфридом.

Самым заметным среди социалистических поэтов был Леопольд Якоби (1840—1895). Участник франко-прусской войны, он стал свидетелем событий Парижской коммуны, которая оказала решающее влияние на все его последующее творчество. В сборнике «Да будет свет!» (1871) он стремится осмыслить окружающий мир исходя из новой исторической перспективы, когда на арену политической жизни вышел рабочий класс. Много горестных слов поэт адресует современной ему Европе, где человек, создавший удивительные машины, стал их рабом. Но он верит в будущее, убежден, что новая заря взойдет для человечества. За это будущее он и призывает бороться, вспоминая гордые слова Ульриха фон Гуттена: «Да, я дерзнул и не раскаиваюсь в этом».

Большое место занимает революционная песня. «Гимн Всеобщего рабочего союза» Гервега теперь уже не единственный. «Песнь немецких рабочих» Якоба Аудорфа и «Марш социалистов» М. Кегеля не менее популярны. Макс Кегель (1850—1902) был видным деятелем партии, редактором ряда социал-демократических изданий. В своем поэтическом творчестве он следовал обеим линиям развития предмартовской революционной поэзии: призывно-патетической (Гервег, Фрейлиграт) и обличительно-сатирической (Гейне, Глассбреннер). Его стихотворения печатались в периодической печати и составили два цикла: «Свободные песни» (1878) и «Стихотворения» (1893). В. И. Ленин в статье 1913 г. «Развитие рабочих хоров в Германии» высоко оценил деятельность социал-демократических организаций по «пропаганде песней». Развитие песенных жанров особенно показательно в период действия так называемого «исключительного закона» против социалистов (1878—1890), когда «пропаганда песней» оставалась единственной легальной формой пропаганды.

Хоры и другие культурно-просветительские союзы были в большом количестве созданы социал-демократами по всей стране. Одним из организаторов таких союзов был Роберт Швейхель (1821—1907) — наиболее значительный представитель социалистической прозы. В речи на празднике «Союза народного образования», произнесенной в мае 1888 г., он призывал: «Человек боится только того, чего он не знает. Только знания и образование могут просветить нас, объяснить нам самих себя и те отношения, под тяжестью которых мы стонем». В этих словах сформулирована задача культурно-просветительных «ферейнов», она выражена в такой форме, которая возможна была в условиях исключительного закона: просвещать, чтобы помочь освоить опыт освободительной борьбы. Ту же задачу он решал и как прозаик, хотя нередко воспитанию и просвещению придавал преувеличенно большое значение.

Заслуживают внимания его рассказы из истории борьбы ткачей: «Ткачи из Обергейерсдорфа» (1873) и «Напрасная жертва». Польскому восстанию 1863 г. посвящен рассказ «Размахивающий топором» (1868). Но главная книга Швейхеля — роман «За свободу» (1898) из истории Крестьянской войны 1525 г.

Обращение к этой теме имело принципиальное значение в идеологической атмосфере тех лет. Исторический жанр в немецкой литературе активно служил политическим целям. Националистические романы Ф. Дана прославляли победу германцев над Римом, в том же идеологическом ряду стояла поэма Вильгельма Иордана (1819—1904) «Нибелунги» (1868). Романы видного египтолога Георга Эберса (1837—1898), несколько отстраненные от немецких проблем, тщательно выписанные, содержали картины жизни древнего Египта, изображаемые с либеральных позиций.

Фридрих Энгельс сразу же после революции 1848 г. напомнил: «Немецкий народ также имеет свою революционную традицию». Этими словами открывалась его книга «Крестьянская война в Германии» (1850) (Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т. 7. С. 345). Энгельс продолжал подчеркивать важность изучения революционного опыта XVI в. и в предисловии к новому изданию этой работы в 1874 г. и в письмах начала 90-х годов. При всех расхождениях с Лассалем, К. Маркс и Ф. Энгельс высоко оценили замысел его «Франца фон Зикингена».

В 90-е годы к событиям и образам из эпохи Крестьянской войны обращается и Гауптман («Флориан Гейер», 1896), а несколько позже на ту же тему создает свои графические листы Кэте Кольвиц.

Р. Швейхелю принадлежит заслуга создания первого социалистического исторического романа не только в немецкой, но и в мировой литературе. Новое качество его проявляется прежде всего в том, что это роман не об отдельной исторической личности, а о восставшем народе. В этом плане он близок к роману В. Гюго «Девяносто третий год», но и существенно отличен от него. Идеалистической концепции добра и зла, пониманию справедливости как милосердия у Гюго Р. Швейхель противопоставляет глубокое понимание социальных корней исторического события. Как и у Гауптмана, в романе крупным планом представлен образ Флориана Гейера, но он не приподнят над остальными, а показан в живом потоке народного движения. Роман посвящен последнему этапу Крестьянской войны, в сущности ее поражению. Но трагический исход и гибель героев — носителей высокого гуманистического идеала — не оставляет впечатления безысходности. Хранится знамя в крестьянской семье, живет в народе память о героическом времени, не оборваны нити, связывающие прошлое с будущим.