Блистающий мир

м лучам игры прекрасного лица Руны, с предчувствием, что приступ скрывает нечто значительное. Наконец ему сообщилось ее волнение; он отечески нагнулся к ней, сдерживая тревогу.

- Но, боже мой, что? Дай опомниться! Я всегда достаточно владею собой.

- В таком случае, - важно сказала девушка, - что думаете вы о покупке Верфеста? Есть ли надежда "Эпитафиям" засиять в вашей коллекции?

- Милая, если не считать надеждой твои странные вопросы, твою экзальтацию, - нет, нет, почти никакой. Правда, я заинтересовал одного весьма ловкого комиссионера, того самого, который обменял Грею золотой свиток Вед XI столетия на катехизис с пометками Льва VI, уверив владельца, что драгоценная рукопись приносит несчастье ее собственнику, - да, я намагнитил этого посредника вескими обещаниями, но Верфест, кажется, имеет предложения более выгодные, чем мои.

Признаюсь, этот разговор глубоко волнует меня.

- В таком случае, - Руна весело вздохнула, - "Эпитафии" вам придется забыть?

- Как?! Лишь это ты сообщаешь мне, действуя почти страшно?!

- Нет, я раздумываю, не утешит ли вас что-либо равное "Эпитафиям"; что так же, как они, или еще сильнее того манит вас; над чем забылись бы вы, разгладив морщины?

Министр успокоился и воодушевился.

- Так, все ясно мне, - сказал он, - видимо, библиомания - твое очередное увлечение. Хорошо. Но с этого надо было начать. Я назову редкости, так сказать, неподвижные, ибо они составляют фамильное достояние. Истинный, но не всемогущий любитель думает о них с платоническим умилением влюбленного старца.

Вот они: "Объяснение и истолкование Апокалипсиса"

Нострадамуса, 1500 года, собственность Вейса; "Дон Кихот, великий и непобедимый рыцарь Ламанчский" Сервантеса, Вена, 1652 года, принадлежит Дориану Кемболлу; издание целиком сгорело, кроме одного экземпляра. Затем ... Пока он говорил, Руна, склонив голову, задумчиво водила пальцами по обрезу своей книги. Она перебила:

- Что, если бы вам подарили "Объяснение и истолкование Апокалипсиса"? невинно осведомилась она - Вам это было бы очень приятно?

Министр рассмеялся.

- Если бы ты, как в сказке, превратилась в фею? - ответил он, ловя себя, однако, на том, что присматривается к рукам Руны, небрежно поворачивающим свою книгу, с суеверным чувством разгоряченного охотника, когда в сумерках тонкий узор куста кажется ветвисторогой головой затаившегося оленя. - А ты достойна быть феей.

- Да, вернее - я ужилась бы с ней. Но и вы достойны владеть Нострадамусом.

- Не спорю. Дай мне его.

- Возьмите.

И она протянула редкость с простотой человека, передающего собеседнику наскучившую газету.

Министр не понял. Он взял и прищурился на кожаный переплет, затем улыбнулся светлой улыбке Руны.

- Да? Ты это читаешь? А в самом деле, обернись мгновенно сей, надо думать, ученый опыт золотом Нострадамуса, я, пожалуй, окаменел бы на столько времени, на сколько, так некстати, окаменел Лот.

Без подозрения, хотя странно и тяжело сжалось сердце, откинул он