Смысловые функции определений в рассказе А.П. Чехова «Хамелеон» (статья)

В-третьих, о том, что день был жарким, писатель нам сообщает описанием одежды пострадавшего от собаки Хрюкина: Хрюкин был в ситцевой крахмальной рубахе и расстегнутой жилетке. Ситец, как известно, легкая, тонкая хлопчатобумажная ткань. А надетую поверх рубахи жилетку ему пришлось расстегнуть. Вопрос о жаркой погоде настолько важен для понимания ситуации и раскрытия образа Очумелова, что автор дважды упоминает о расстегнутой жилетке Хрюкина, словно старается помочь читателю это усвоить. Более того, писатель в реплику Очумелова вставляет восклицание Ужас, как жарко!

Итак, с помощью небольшого числа прилагательных: новая (шинель), рыжий (городовой), ситцевая (рубаха) и причастий-определений: (конфискованный (крыжовник), открытые (двери), расстегнутая (жилетка) — выражен комический смысл: в ужасную жару в теплом форменном пальто (в шинели) полицейский надзиратель Очумелов ходил на базар за крыжовником, но его он не покупал, а взял в виде конфискации, поскольку он государственный служащий, наделенный полномочиями по надзору за порядком и соблюдением законности в данной местности. И смешно и грустно! Грустный смех и смешная грусть — как всегда в произведениях А.П. Чехова.

Для чего, интересно, читателю надо понять, что день был жарким? Только для того, чтобы удивиться и посмеяться над Очумеловым? Нет, конечно. У читателя рассказа возникает вопрос: почему же полицейский надзиратель Очумелов надел (в жару!) шинель? Объяснение дано в первом же предложении рассказа. В нем ключевое слово-определение — имя прилагательное новой: Очумелов идет в новой шинели. Полицейский надзиратель захотел покрасоваться в жаркий день в новой шинели, но почему?

Объяснений может быть три: или Очумелову недавно присвоили более высокий чин, и он захотел продемонстрировать это народу с помощью соответствующего новому чину пальто, или он облачился в форменную одежду для придания большей степени официальности и законности конфискации крыжовника на базаре (возможно и это: ведь что-то он еще лично нес в узелке с базара, видимо, более ценное, чем крыжовник, но что именно было в узелке — посторонний наблюдатель-рассказчик этого не мог увидеть, потому и читателю не сообщил). А может быть, Очумелов надел в жару свою новую шинель потому, что хотел похвастаться обновкой, будучи щеголем (последнее менее вероятно).

Судя по тому, как (до известия о том, что собака генеральская) воинственно, в категорично-приказном тоне (строго, шевеля бровями) Очумелов реагирует на невыполнение распоряжений начальства, употребляя при этом выражение, похожее на цитату из соответствующего распоряжения собака и прочий бродячий скот, можно предположить, что он совсем недавно повышен в должности и потому так старается показать, что будет требовать соблюдения правил, записанных в постановлениях начальства, наведет во всем порядок:

Я этого так не оставлю. Я покажу вам, как собак распускать! Пора обратить внимание на подобных господ, не желающих подчиняться постановлениям! Как оштрафуют его, мерзавца, так он узнает у меня, что значит собака и прочий бродячий скот! Я ему покажу кузькину мать! (показать кузькину мать — грубое просторечное выражение со значением «проучить, жестоко наказать кого-либо, всыпать кому-либо» (ФС).

В этих восклицаниях выражаются подлинное негодование и искреннее желание наказать владельца собаки. Очумелов в соответствии со своими (предположим, новыми) служебными обязанностями и полномочиями очень уверенно, в начальственном тоне уже отдает и распоряжение насчет собаки: А собаку истребить надо. Не медля!

Новая шинель полицейского надзирателя становится важной деталью в композиции рассказа: Очумелов велит городовому Елдырину снимать шинель, затем снова надевать на него, как только появляются сведения о владельце собаки. Сначала сказали, что владелец — это генерал, затем — его брат (братец — ласково говорит о нем Очумелов). Манипуляции с шинелью выполняют функцию информационной прослойки, чтобы избежать резкого перехода от угроз владельцу собачки к другим интонациям и решениям. Манипуляции с шинелью также сигнализируют о смене эмоционального состояния Очумелова: его бросает то в жар, то в холод, начинает даже знобить. Это свидетельствует о том, насколько важно для него точно установить, кто хозяин собаки, поскольку только этим он и будет руководствоваться в принятии решений о судьбе собаки и возможном наказании ее хозяина, а вовсе не законами и постановлениями. Перед Очумеловым сложный выбор: пока он точно не знает, чья собака, он не может решить, кого надо объявить виновником происшедшего — хозяина собаки (как сказано в соответствующем постановлении) или, если эта собака принадлежит генералу, — самого пострадавшего Хрюкина.

Обратим внимание на характеристики собаки со стороны Очумелова. До получения известия о ее высокопоставленном владельце полицейский надзиратель характеризует собаку и ее хозяина в грубых выражениях: А собаку истребить надо. Не медля! Она, наверное, бешеная!.. Ни шерсти, ни вида… подлость одна только… И этакую собаку держать? Где же у вас ум?

При появлении сведений о том, что собака генеральская, характеристики меняются, появляются оценочные имена прилагательные положительной тональности, которая проявляется особенно ярко на фоне грубых просторечных слов по адресу пострадавшего Хрюкина: Она, может быть, дорогая, а ежели каждый свинья будет ей в нос сигаркой тыкать, то долго ли испортить. Собака — нежная тварь… А ты, болван, опусти руку! Нечего свой дурацкий палец выставлять!

Слова сочувствия Хрюкину (Ты. Хрюкин, пострадал, и дела этого не оставляй… Нужно проучить!) меняются на прямые оскорбления в адрес этого же Хрюкина — свинья, болван и даже палец у него дурацкий.

Интересно также употребление оценочного имени прилагательного маленькая в контексте Нечто она достанет до пальца? Она маленькая, а ты ведь вон какой здоровила! Прилагательное маленькая (в данном употреблении оно в составе сказуемого), употребляемое в обиходно-разговорной речи, образовано от слова малый с помощью суффикса — еньк(ий), придающего качественным именам прилагательным ласкательный оттенок (сравн.: кругленький, беленький, голенький, чистенький). Как писал академик В.В. Виноградов, их значение состоит не в выражении качества предмета, а «в выражении отношения субъекта к качеству предмета» (Виноградов В.В. Русский язык (грамматическое учение о слове). — М., 1972. — С. 199.), поскольку качественные имена прилагательные «допускают возможность широких экспрессивных колебаний оттенков качества» (Там же. — С. 194.). Профессор И. Мандельштам писал о подобных прилагательных так: «Как в обыденной речи, так и в народной поэзии, и в литературных произведениях слышится часто в уменьшительных суффиксах нечто, соответствующее суффиксам — оватый, — еватый, т. е. присутствие качества в некоторой степени. Но над этим значением ложится отношение говорящего — то симпатия, то антипатия, в зависимости от содержания самого слова (ср.: пошленький, подленький и глупенький, слабенький) (Мандельштам И. Об уменьшительных суффиксах в русском языке // Журнал министерства народного просвещения. — 1903, № 8. — С. 83.).

Безусловно, именем прилагательным маленькая полицейский надзиратель Очумелов выражал не величину собаки, а вдруг появившееся чувство симпатии к испуганному животному, когда кто-то из толпы сообщил, что она принадлежит генералу Жигалову. При подтверждении этой информации Очумелов продолжает характеризовать собаку в этой же тональности умиления и восхищения, используя оценочные имена прилагательные в роли определений и сказуемых: Она, может быть, дорогая; Собака — нежная тварь; шустрая такая… Цап этого за палец! Ха-ха-ха…

Золотых дел мастер Хрюкин при подтверждении, что собака генеральская, полностью потерял и сочувствие, и элементарное уважение к себе со стороны Очумелова. Последний уже и по фамилии его не называет, а использует указательное местоимение этого, употребленное в данном контексте в роли имени существительного (дополнения). Слово этот в обозначении присутствующего при разговоре о нем лица получает контекстно обусловленный смысл «один из ряда себе подобных, многих; лицо, незначительное настолько, что уже неважно, кто именно из этого ряда». Такой смысл выражает бесцеремонное пренебрежение к обозначенному таким способом лицу, не заслуживающему индивидуализации личности. На фоне генерала Жигалова и его братца Владимира Ивановича золотых дел мастер Хрюкин для Очумелова стал ничтожной личностью, его и называть-то конкретно он уже не счел нужным. Но ведь Хрюкин — это, во-первых, не простой рабочий, он специалист, он мастер, а во-вторых, работа у него тонкая, требует вкуса и других хороших качеств профессионала — он ювелир и изготавливает не дешевый массовый товар широкого потребления, он создает или исправляет, ремонтирует украшения из золота, то есть дорогие («работа у меня мелкая», — говорит Хрюкин. Очевидно, он имел в виду, что это работа с мелким предметом, штучная, утонченная). Человеком этот мастер должен быть важным, однако большого уважения к себе он не вызвал не только у Очумелова, но и у наблюдателя-рассказчика. Ведь достойной фамилией писатель этого мастера-ювелира не наделил. Может быть, потому, что при встрече с собакой Хрюкин цигаркой ей в харю для смеха? Человек из толпы охарактеризовал этого мастера так: вздорный человек, ваше благородие! (Вздорный — склонный к ссорам, сварливый; человек неосновательный, неавторитетный для людей (MAC). Может быть, Хрюкин и действительно так развлекался с собакой. Автор рассказа как посторонний наблюдатель, свидетель событий, сообщает читателю только то, что сам видит и слышит. Сюжета с цигаркой он не видел, потому и не подтверждает его, и не опровергает. Возможно, писатель фамилией персонажа подсказывает нам, что Хрюкин мог так потешаться над собачкой. Иначе почему у него фамилия такая — Хрюкин? У генерала вот нормальная фамилия, благозвучная (Жигалов), у владельца дровяного склада, купца, тоже нормальная фамилия — Пичугин, да и называет его Хрюкин по имени и отчеству — Митрий Митрич (то есть Дмитрий Дмитриевич). Эти господа даже не присутствуют при происходящем, но названы автором рассказа не смешными и не говорящими именами и фамилиями. Важно и то, что по окончании события толпа хохочет над Хрюкиным, сообщает нам рассказчик-наблюдатель. Только над одним Хрюкиным и больше ни над кем. А ведь люди из толпы могли знать, что за человек этот Хрюкин. Сочувствующих ему людей в толпе не нашлось.