История всемирной литературы Т.5

Еще в 1713 г. в Испании был переведен «Цинна» Корнеля, после чего переводы важнейших произведений французского классицизма следуют один за другим. Немало пишется и испанских пьес по этому образцу (трагедии Монтиано «Вирхиния», 1750, и «Атаульфо», 1753; Лопеса де Айалы «Разрушенная Нумансия», 1775, и др.). Трудность состояла в том, что публика, а вслед за ней и актеры сохраняли стойкую приверженность национальному театру как в его лучших, так и в худших образцах. Французские пьесы и пьесы испанских классицистов или не ставились вовсе, или проваливались после нескольких представлений. Часто провал был заслуженным, так как многие из них были вялыми и бесцветными упражнениями на знаменитые «единства». Но иногда неудача постигала пьесу, заслуживающую лучшей участи. Моратин-старший так и не смог добиться постановки своей пьесы «Франтихи, или Жеманницы» (1762), первой испанской классицистической комедии, в которой противопоставлены характеры двух сестер: легкомысленной, хвастливой и чванной жеманницы Херонимы и скромной Марии, погруженной в хозяйственные заботы, и двух женихов — суетного, ищущего невесту побогаче, и серьезного, который ценит в будущей жене моральные достоинства.

Успех имела публицистическая кампания, развязанная Моратином против традиционного театра, в особенности против ауто. В 1763 г. он выпустил памфлет «Разоблачение испанского театра» в трех частях. Кампанию поддержал тогдашний премьер-министр Аранда, и в 1765 г. представления ауто были запрещены специальным королевским указом.

Хотя Моратин-старший неизменно выступал противником национального театра и, признавая поэтический талант Лопе де Веги или Кальдерона, все же обвинял их в «порче» театрального вкуса, не следует полагать, что ему была полностью чужда национальная художественная традиция и что он думал только о том, как бы лишить испанское искусство его национального облика. Несколько стихотворений Моратина, в особенности «Мавританские романсы» и написанная пятистишиями маленькая поэма «Бой быков в Мадриде», рассказывающая, как легендарный Сид во время корриды посрамил мавров своей смелостью, свидетельствуют о том, что и этот пылкий франкофил находился под обаянием фольклора и даже предугадывал воскрешение легендарно-исторических сюжетов в поэзии романтизма.

Активным противником Моратина и его круга был драматург Висенте Гарсия де ла Уэрта (1734—1787). Он объявил себя защитником национальных гениев и, будучи человеком несдержанным, осыпал своих оппонентов, а заодно Корнеля, Расина и Вольтера, самыми грубыми и оскорбительными упреками. Уэрта, однако, не отрицал, что испанская драматургия нуждается в некоторых преобразованиях и приспособлении к духу времени. С этой целью он написал трагедию «Рахиль» (1778), имевшую огромный успех среди зрителей. Сюжет трагедии взят из испанской истории: любовь короля Кастилии Альфонса VIII к прекрасной еврейке Рахили и смерть Рахили от рук рыцарей, недовольных влиянием евреев на короля, не раз служили предметом литературных обработок. Трагедия Уэрты написана с соблюдением трех единств и других классицистических правил (сцена никогда не остается пустой и т. п.), но по сути своей она ближе к героическим драмам Лопе де Веги или Кальдерона. В центре трагедии не один, а два героя, Альфонсо и Рахиль. Рахиль вообще лишена черт классицистического героя: в ней нет никакого внутреннего конфликта, вся она устремлена к действию, к борьбе со своими врагами. При этом образ ее не однотонен: она и хитра, и мстительна, и жаждет почестей, и искренне любит короля. Альфонсо переживает душевную борьбу между любовью к Рахили и сознанием того, что, как король, он вынужден считаться с требованиями своих подданных, иначе мятеж нанесет непоправимый ущерб государству. Разрываясь между страстью и этим осознанием, он произносит (во втором акте) монолог: «О, жалкий жребий королей!» — написанный, как и несколько других мест трагедии, звучным и эффектным стихом. Но этот психологический конфликт слабо разработан и вскоре отступает под давлением традиционной интриги: Альфонсо уступает страсти и объявляет Рахиль своей соправительницей, но недовольные придворные пытаются воспрепятствовать этому и организуют заговор. Острые повороты действия, угрожающие смертью героям, столкновения второстепенных персонажей, наконец, ужасающий кровавыми убийствами финал — все это, сближая «Рахиль» с классической испанской драмой, способствовало ее успеху.

ДЕ ЛА КРУС

Другим — и гораздо более опасным — противником лагеря театральной реформы был Рамон де ла Крус (1731—1794), самый замечательный и оригинальный драматург своего времени. Попробовав в молодости свои силы в сочинении комедий и трагедий по классицистическим образцам, он разочаровался в них, видя холодность публики, и сосредоточился на продолжении и развитии исконной традиции испанского театра — малого комического жанра интермедии, или сайнета, как его называли в XVIII в. Сайнет идет от средневекового фарса, от ауто Жила Висенте, от интермедии Сервантеса. Это одноактный спектакль с музыкой и танцами, обычно дававшийся вместе с большой пьесой. Рамон де ла Крус написал около 500 сайнетов. Вершина его популярности приходится на середину 60-х годов. Зрители тогда часто ходили в театр только ради сайнета. Среди его поклонников были представители всех слоев городского населения. Организованная его почитателями подписка дала возможность выпустить в 1786—1791 гг. десятитомное собрание его пьес. В предисловии к этому собранию Рамон де ла Крус заявил, что его сайнеты — «копии того, что видят мои глаза, и того, что слышат мои уши. Эти картинки представляют историю нашего века».

И он не преувеличил. Его сайнеты, действительно, составляют богатейшую и детальнейшую картину городской жизни эпохи: обычаев, нравов, народных развлечений, отношений между разными классами общества. Сайнеты имеют свою среду (средние и низшие классы, все третье сословие и небогатые слои дворянства и духовенства), свой пейзаж (несколько самых старых кварталов Мадрида, где нетронутой сохранялась уличная жизнь испанского города, с бродячими торговцами, нищими, серенадами, потасовками, дворовыми балами и пр.). Де ла Крус продолжил начатую Торресом Вильярроэлем демонстрацию социальных типов, но показывает их гораздо полнее и в естественной обстановке. Сатира сайнета состоит не в прямом моральном осуждении, а в комическом эффекте, вытекающем из поведения персонажа. Это зародыш бытовой реалистической комедии, только характер проявляется не многосторонне, а в одной или немногих ситуациях. В сайнетах появляются идальго, то чванные, превыше всего ставящие честь, то разорившиеся, мечтающие женитьбой поправить дела, то вовсе забывшие строгие сословные понятия предков и превратившиеся в «петиметров» на французский лад. Часто появляется аббат, менее всего думающий о боге, но всецело погруженный в чисто светские заботы, как произвести впечатление в аристократической гостиной, как понравиться светской даме, где бы пообедать или поужинать. Иногда аббат становится воспитателем барчука, «сеньорито», и под предлогом знакомства с жизнью таскает воспитанника по злачным местам. Но особенно много в сайнетах народных типов: городские девушки, «махи», смелые, дерзкие, всегда готовые насолить какой-нибудь чванливой сеньоре; парни, хватающиеся за наваху и то и дело отправляющиеся в тюрьму; торговцы, ремесленники, простодушные и неловкие крестьяне, только что попавшие в город. Хотя сайнеты написаны стихом, что несколько сковывает возможности реалистического воспроизведения народного языка, но драматург сумел передать и манерность мещанских гостиных, тянущихся за офранцуженными аристократическими салонами, и грубую энергию речи простонародья. Его персонажи в соответствии с социальным положением и характером пересыпают речь то французскими ходовыми словечками, то диалектизмами, то просто испорченными по невежеству словами. Передача грамматической и фонетической неправильности речи — прием, который предвосхищает бытовую реалистическую комедию XIX в.