История всемирной литературы Т.5

ПОЗДНЕЕ БАРОККО. ТОРРЕС ВИЛЬЯРРОЭЛЬ, ХОСЕ ФРАНСИСКО ДЕ ИСЛА

Искусство барокко все же выдвинуло в середине XVIII в. видного писателя, по произведениям которого мы можем представить себе материальный и духовный облик той эпохи. Диего де Торрес Вильярроэль (1693—1770) был одним из самых ярких, оригинальных и знаменитых людей своего времени. Правда, славой своей он обязан не столько художественным произведениям, сколько астрологическим предсказаниям, регулярно публиковавшимся им под именем «Великий оракул из Саламанки». В его биографии причудливо переплелись две жизни, прожитые как бы двумя разными людьми: искателем приключений и ученым, влюбленным в математику и астрономию. Конечно, знания Торреса были ограничены узкими рамками испанской науки того времени, поэтому его многочисленные научно-популярные сочинения — по медицине, астрономии, философии — не представляют большой ценности (не говоря уже об астрологии). Он, впрочем, это понимал — тема научной отсталости, невежества, обскурантизма, окружавших в Испании человека с умом и жаждой знания, проходит через все его произведения.

Центральное место в художественном творчестве Торреса Вильярроэля занимают его автобиография «Жизнь, происхождение, рождение, воспитание, обучение и приключения Диего де Торреса Вильярроэля» (первые четыре фрагмента вышли в 1743 г., еще два — в 1752 и 1758 гг.) и несколько повестей, собранных в сборник «Поучительные сновидения» (1752). Два предисловия к жизнеописанию Торреса передают двойственность его замысла. Первое из них стилизовано под предисловия к плутовским романам. Автор обращается к читателю с буффонной развязностью и грубостью: «А если тебе покажется, что я тебя обманываю, зайди ко мне, и я тебя так отделаю, что родная мать не узнает». Второе предисловие резко противоречит первому по тону — говорит уже не «автор», а Торрес сдержанным, спокойно философским тоном. Так и во всех частях автобиографии писатель то преображает свою жизнь в литературное произведение — плутовской роман, то возвращается к себе, реальному мемуаристу, явно не вмещающемуся в рамки жанра. Самое ценное в «Жизни» — искренность и естественность, позволяющие за литературной стилизацией уловить реальные черточки психологии людей того времени. Если в плутовском романе литературный материал оформлялся как жизнеописание реального человека, то Торрес сделал новую попытку сомкнуть роман и житейскую реальность, преобразовать эту реальность в художественную. Попытка удалась не вполне, книге не хватает единства и цельности художественной концепции, но все же «Жизнь Торреса Вильярроэля» обладает высокими историко-познавательными и художественными достоинствами.

В «Поучительных сновидениях» наиболее интересна повесть «Посещения и видения дона Франсиско де Кеведо». Торрес был страстным почитателем Кеведо, он открыто подражал ему в сатирах и стихах, многократно взывал к нему в разных произведениях. В этой повести он вместе с призраком Кеведо совершает прогулки по Мадриду, демонстрируя покойному сатирику всеобщее моральное падение его потомков. По своему характеру моральная критика в «Сновидениях» не отличается существенно от сатирических обличений у Кеведо: социальные беды объясняются слабостями людей, забывших добродетель и всецело предавшихся пороку. Но пороки представлены в фигурах новых, рожденных бытом этого века, ранее не существовавших (поэтому автор объясняет Кеведо происхождение и образ жизни этих новых социальных типов). Некоторые характеристики отличаются удивительной меткостью и резкостью: например, совершенно новый тип аббатов, обычно младших сыновей дворян: постригающихся, чтобы избавиться от семейной бедности и урвать что-либо от доходов церкви, несклонных и неспособных к церковной службе и живущих светским угодничеством. Вереница таких типов и целых учреждений проходит в маленькой повести. Автор и его потусторонний спутник посещают театр, бал, богадельню, церковный коллеж, книжную лавку, встречаются с писателями, учеными, врачами, ремесленниками, чиновниками, шпионами, ростовщиками, актерами и т. д. Этот парад социальных типов продолжается и в другой повести, «Переправа через Ахерон». Там показан суд Плутона над лекарями, знахарями, доносчиками, судейскими, распутницами и пр.

Повествовательная манера Торреса обладает очевидными признаками барочного стиля (обилие грамматических многочленов и стилистических фигур, неистощимое богатство лексики, включая просторечия, редкие слова, вычурность), вместе с тем для него характерна материальная наглядность словесного образа. Всякое понятие раскрывается в нанизываемых, громоздящихся друг на друга перифразах, метафорах, неожиданных определениях. Вот как объясняет рассказчик призраку, что такое распивочная: «...буфет, где опрокидывают рассудки, лавки, где выставляют на посмешище разум, мастерские, где фабрикуют горячку и лихорадку, подмостки, где разыгрывают колики и обмороки, место для внезапных смертей и, наконец, всеобщая ярмарка, где под видом бодрящего тепла продают удобные рецепты опьянения, болезни и смерти». Изобразительность его бесконечна, о чем бы ни шла речь: о шпионе («хвост альгуасила, крючок министра, бульдог споров, ужас ушей, стервятник проступков и проклятый ловец чужих жизней») или об ужине («каждый желудок был уже гнездовьем птиц, провинцией жаркого, кладовой филе и т. д.»).

Через барокко Торрес сохраняет и живую связь со средневековой литературой. В конце «Посещений и видений» Кеведо вновь проваливается в могилу, и поднявшийся при этом вихрь черепов и скелетов очень напоминает средневековые «пляски смерти», да и вообще финальная нота — смерть кладет конец всем человеческим безумиям — бесспорно, рождена средневековым миросозерцанием. Мотив смерти, загробного мира, очень часто встречающийся у Торреса («Переправа через Ахерон», «Письма на тот свет» в том же сборнике «Поучительные сновидения»), восходит к средневековой литературе, так же как и вся образная символика смерти (ужимки чертей в «Переправе через Ахерон» и др.).

С «Поучительными сновидениями» связана и большая часть поэзии Торреса. Язвительные советы, в которых он подражает Кеведо, отличаются такой же точностью деталей в обличении современных зол и пороков (сонеты «Самые знаменитые разбойники — не те, что на дорогах» или «Наука придворных в нашем веке»). Кроме того, Торрес сочинил множество стихотворений в форме народных песен (сегидилий), главным образом на тему бренности земной суеты и всеуравнивающей власти смерти.

К этому же традиционному направлению испанской литературы принадлежал падре Хосе Франсиско де Исла (1703—1781), автор нескольких сатир и популярного в то время романа «История знаменитого проповедника брата Херундио из Кампасаса» (1758), вызвавшего бурю протестов среди церковников. Написанный в форме плутовского романа, «Брат Херундио» — сатира, направленная против монастырских и церковных нравов. В книге выведено множество типов священников и монахов, проповедников, жуиров или ханжей, либо одурманивающих слушателей латинской тарабарщиной, витиеватыми культеранистскими построениями, либо зарабатывающих светскую популярность дешевыми театральными эффектами и грубой лестью. Воспроизводя в пародийном или шаржированном виде уроки грамматики, риторики и философии, выслушанные юным Херундио, автор высмеивает образование в монастырских школах и коллежах да и всю теологическую науку. Основным сатирическим приемом падре Ислы остается бурлескное снижение или переосмысление. Так, Херундио, пройдя курс философских наук, «всю жизнь не мог понять, что под словом «материя» подразумевается что-либо иное, кроме куриного бульона, потому что он много раз слышал от своей матери, когда в доме кто-нибудь болел: «Я ему дам чего-нибудь материального». С этой уверенностью он и приходит на экзамен, где ему задают построить силлогизм с выводом — «материя непосредственно действенна». Разумеется, Херундио поражает экзаменаторов серией силлогизмов на тему непосредственной действенности куриного бульона.