Каторга

лоблен на Россию - вроде тебя, вроде того же пана Пилсудского... Прежде всего, Глогер, разберись в своих чувствах. Россия виновата во многом, но русский народ не повинен в твоих заблуждениях.

- Тебе-то легко! - произнес Глогер. - Что тебе до поляков? Ты уже дома, а сахалинская каторга - не это ль твоя отчизна?

Полынов старался смягчить резкость беседы:

- Не гневи бога, Глогер. Если так тяжело, запишись в дружину, и ты, мужественный человек, скорее других лоботрясов обретешь свободу. А потом уж, черт с тобой, делай что хочется. Но, танцуя венские вальсы, не забывай краковяк с мазуркой. Глогер вдруг подозрительно огляделся по сторонам:

- Здесь все для меня чужое, и чужой я сам! Мне ли, поляку, тем более гордому шляхтичу, впутываться в русские дела? А чего же ты сам не записался в дружину?

На лице Глогера появилась зловещая улыбка. Полынов, как назло, именно сегодня оставил свой браунинг в тайниках метеостанции, и сейчас ему явно не хватало его привычной тяжести, чтобы отстреляться, если разговор осложнится. Однако на зловещую улыбку Глогера он ответил тоже улыбкой:

- Не старайся меня зацепить! Как русский, я свой долг перед отчизной исполню... Сейчас ты, Глогер, только поплевываешь на Россию. Но, боюсь, придет время, когда ты заодно с паном Пилсудским схватишь Польшу за ее последние волосы и потащишь поляков в болото шляхетской вражды к России...

Глогер тоже был достаточно опытен в боевых делах, и он догадался, что Полынов сегодня безоружен:

- Вот удобный момент, чтобы в конце нашей встречи поставить последнюю точку... прямо в лоб тебе! Разве ты не боишься меня? Сознайся, что ты давно боишься меня.

- Боюсь, - честно ответил Полынов.

Глогер решил поиздеваться над ним, над слабым:

- Ты же сейчас - как котенок передо мною. Ну скажи "мяу". Тогда я, может быть, тебя и помилую. Не стыдись.

- Мяу, - сказал Полынов, и Глогер его похвалил:

- Хорошо мяукаешь. А теперь покажи, как ты умеешь дрожать скелетом. Дай послушать, как стучат твои кости от страха...

Полынов, не отвечая, медленно пошел прочь. Но, даже спиной ощутив угрозу выстрела, он резко обернулся.

- Вынь руку из кармана! - крикнул он. - Не будь подлецом - не стреляй в спину. Это нечестно... Я ведь только помяукал тебе, но я могу и рычать!

12. ОСТАНЕМСЯ ПАТРИОТАМИ

Давно примечено, что в условиях заключения, когда мозг притупляется от жестокостей и невыносимой тоски, люди начинают выискивать нечто такое, что могло бы оживить их тускнеющий разум. Наверное, потому каторга читала журналы с последней страницы, украшенной ребусами и головоломками; каторга развертывала газеты с конца, где имелись кроссворды и шарады. Каторга всегда - с давнишних времен - ценила не обычную повседневную информацию, а только такую, чтобы от нее дух захватывало. Врать при этом разрешалось сколько угодно, лишь бы фантазия рассказчика работала бесперебойно, как пулемет.

В унылом бараке Рыковского, где селились первые дружинники, наверное, именно по этой причине