Гроза Византии

нам за себя кого-нибудь.

- Для этого я и созвал вас. За меня, пока мы будем в походе, пусть здесь останется Всеслав! Он будет править вами нашим именем, он будет творить над вами суд и милость.

- Князь, князь! Я не останусь здесь, я иду с тобой! - раздался голос Всеслава.

- Молчать! - вдруг, засверкав глазами, загремел на своего любимца Аскольд. - Я - князь, я приказываю, и ты ослушаться моей воли не посмеешь!..

Впервые видел таким князя Всеслав. Он невольно смутился и только мог пробормотать в свое оправдание:

- У меня дети там...

- Я приведу их тебе... Изока я знаю, а где он - там и сестра... Если им суждено остаться в живых, они будут возвращены тебе, - несколько смягчился Аскольд. - Ты нужен народу. Кто сумеет лучше тебя управиться с ним, оказать ему правду? Ты знаешь народ, знаешь и мои мысли, твое место здесь...

- Я повинуюсь твоей воле, князь... Пусть будет так, как ты желаешь, опуская низко голову, отвечал на эти слова Всеслав.

- Благодарю, я этого ожидал от тебя... А теперь, народ киевский, иди к моим хоромам и пируй в последний раз. Разве знает разве кто-либо из вас, будет ли он пировать еще за моим столом или нет?

Громкими приветствиями отвечали на это киевляне. Разом хлынула вся толпа к приготовленным в обилии яствам и питиям. Начался в палатах шумный пир, но первое место за ним занимал один только Дир. Аскольда не было.

Один с своей тоской, с своим горем, заперся князь в своей горнице. Не до шумного пира ему было, не то у него лежало на сердце. Мерещился ему милый образ. Казалось ему, что его Зоя, как бы окутанная какой-то дымкой тумана, стоит перед ним, протягивая к нему свои руки, и в ушах его так и звенел ее молящий голос:

"Милый, отомсти за меня!.."

17. ПОХОД

Рано-рано утром на другой день, когда головы многих были еще тяжелы после веселого пира, рога князей созвали всех воинов на берега Днепра, к стругам и ладьям.

Аскольд лихорадочно торопился идти в поход. Он надеялся в пылу сечи размыкать свою гнетущую тоску, забыть Зою...

Дир тоже был рад начинаемому набегу. Он в душе был храбрый воин и скучал бездействием так же, как и другие норманны; только он не хотел обижать своего названного брата, приступая к нему с настоятельными требованиями набега.

А теперь вот и сам Аскольд ведет своих варяго-россов в бой.

Все на стругах давно уже было приготовлено к отплытию. Снесены были припасы, каждый из отправлявшихся знал, к какому стругу он принадлежит, знал в лицо своего начальника и готов был пойти за ним и в огонь, и в воду.

Большинство отправлявшихся была молодежь, веселая, беспечная, жизнь для которой была еще малоценна. У всех чувствовался избыток сил, и всем предстоявшие битвы казались веселее пиров...

Собралось же всех до 10.000 человек.

До чего беспечна была эта толпа, можно было судить по тому, что вся она пускалась по бурному и грозному Черному морю в таких утлых суденышках, как струги, в которых и по рекам-то, особенно в ветер, ходить было небезопасно.