Женская война

а видимых частях лица незнакомца. — Каноль, точно, как вы сказали. Так вы тоже знаете Каноля? Вы знаете весь свет?

— Полно шутить, — отвечал незнакомец, дрожавший всем телом и готовый упасть в обморок. — Где эта дама?

— Вот здесь, в этой комнате. Третье окно отсюда, с желтыми занавесками.

— Я хочу видеть ее!

— Ого, неужели я ошибся? — сказал Ковиньяк. — Неужели вы тот Каноль, которого она ждет? Или господин Каноль не этот ли молодец, который скачет сюда в сопровождении лакея-франта?

Молодой путешественник так бросился к окну кареты, что разбил стекло.

— Он, точно он! — закричал юноша, даже не замечая, что кровь потекла из его ран на лбу. — Ах, я несчастная! Он опять увидит ее, я погибла!

— Ага! Теперь вы видите, что вы женщина!

— Так они назначили себе свидание! .. Здесь! .. О, я непременно отмщу им! ..

Ковиньяк хотел еще пошутить, но путешественник повелительно махнул одною рукою, а другою снял с себя маску. Перед спокойным Ковиньяком явилось бледное лицо Наноны, вооруженное самым грозным негодованием.

VII

— Здравствуйте, милая сестрица, — сказал Ковиньяк Наноне, подавая ей руку очень спокойно.

— Так вы узнали меня?

— В ту же минуту, как увидел вас. Мало было закрыть лицо, следовало еще прикрыть это прелестное родимое пятнышко и жемчужные зубы. Ах, кокетка, если вы думаете скрываться, так надевайте маску, но вы этого не сделаете…

— Довольно, — сказала Нанона повелительно, — поговорим серьезно.

— И я того же хочу, только говоря серьезно, можно устраивать выгодные дела.

— Вы говорите, что виконтесса де Канб здесь?

— Здесь.

— А Каноль уже вошел в гостиницу?

— Нет еще, он сходит с лошади и отдает поводья лакею. Ага! Его увидали и с этой стороны! Вот растворяется окно с желтыми занавесками, вот показывается головка виконтессы! А, она вскрикнула от радости! Каноль бежит в гостиницу! Спрячьтесь, сестрица, или все погибнет!

Нанона отодвинулась в карету и судорожно сжала руку Ковиньяку, который смотрел на нее с отеческим состраданием.

— А я ехала к нему в Париж, — сказала Нанона, — всем рисковала, чтобы видеть его!

— Ах, вы приносили жертвы, сестрица! И кому? Такому неблагодарному! По правде сказать, вы могли бы получше распорядиться благодеяниями!

— Что они станут говорить теперь, когда они вместе?

— Милая Нанона, не знаю, что и отвечать вам на этот вопрос. Думаю, что они будут говорить о своей любви…

— О, этого не будет! — вскричала Нанона, с бешенством кусая свои мраморные ногти.

— А я, напротив, думаю, что это будет, — возразил Ковиньяк. — Фергюзон получил приказание никого не выпускать из комнаты, но ему позволено впускать туда всех. В эту самую минуту, вероятно, виконтесса и Каноль говорят другдругу самые милые нежности. Ах, Нанона, вы слишком поздно взялись за ум.

— Вы так думаете? — сказала она с неописуемым выражением иронии и полной ненависти хитрости. — Вы так думаете! Хорошо, садитесь со мной, жалкий дипломат.

Ковиньяк повиновался.

— Бертран, — сказала Нанона