Антон-Горемыка

ы и придвигаясь проворно к мужу, - зачем звал тебя злодей-то наш?.. да что ж ты не баешь? прибавила она, нетерпеливо дергая его за полу.

- Что тут баять, - отрывисто отвечал муж; он тяжело вздохнул и, как бы собравшись с духом, промолвил: - Велел пегашку вести... на ярманку!.. не надоть ее, говорит... теперь дело зимнее: проживешь без лошади... Ну, вот, сказал тебе сдуру, а ты... эх, Варюха, Варюха! полно тебе рюмиться-то, ведь говорю, слезами-те пуще мутишь мне душу! Эка ты, право, неразумная баба какая... нешто горю этим пособишь?.. знать, погрешил я, право, чем перед господом богом!..

- Касатик ты мой! - говорила, рыдая, баба, - нешто я о своем горе убиваюсь... ох, рожоной ты мой... мне на тебя смотреть-то горько... ишь заел он тебя... злодей, совсем... как погляжу я на тебя... индо сердечушко изнывает... и не тот ты стал... ох... - И тут она, опустившись на лавку, затянула нараспев: - Ох, горькая наша долюшка... и пошла-то я за тебя горькой сиротинушкой, на беду-то, на кручину лютую...

- Послушай, Варюха, а Варюха... слушай, что я тебе скажу, - твердил мужик, силясь приподнять ее, - не убивайся так-то, наше дело еще не пропащее, вот ономнясь встретился мне Федотов из Выселок, сказывал... сулил, что коли, мол, хошь, Антон, я тебя возьму в работники... пять десятков в год, вишь, дает... не убивайся, пойду в работники, отпрошусь на оброк...

- Ох, не верти меня, родимый; я все проведала: у Федотова давнешенько батрак нанялся... ох, горькая, горькая наша-то долюшка...

И баба снова повалилась на лавку, залилась пуще прежнего слезами.

- Эх я, дурень! - вскричал мужик. - Эй, Варюха, я, бишь, и забыл, вот поглядь-кось, поглядь - ишь какую штуку поднял я на дороге... погляди... Сказав это, он выложил на стол платок, стараясь утешить бабу. - Иду по задам, гляжу, никого нет, а он вот висит на кусте, как словно зацепился...

- Родной ты мой, да ведь это, знать, старуха обронила...

- Какая старуха?

- Да вот нищенка-то, что к нам заходила...

- Ой ли?.. Полно, так ли, Варвара?.. Не обмолвилась ли ты спросонья?

- Что ты, касатик! Я сама видела, как она, сердешная, платок-от повязывала.

- Тут, Варюха, мотри, что-то непутное, - вымолвил Антон раздумчиво, старуха-то... Э! То-то люди сказывают, будто и вчастую заставали ее за такими делами. И как это она скоро улизнула... Нет, не пущай ты ее к нам, долго ли до греха!.. Гость и немного гостит, да много видит; ишь, я было сдуру-то разговорился с нею, а кто ее знает, может, и взаправду зло какое замышляет... в чужой разум не влезешь... Я давно заприметил, она только и норовит, как бы выведать, что у нас в деревне делается... У кого, вишь, сколько скота, лошадок, как живет... Вот и нынче про Стегнея Борисова тоже выведывала, до всего ей дело! Э, нет, не пущай ее к нам в избу, ни за что не пущай, господи упаси!..

- Ее платок, точно ее, - заметила Варвара, утирая слезы, - вот и прореха на самой серединке.

- То-то, - отвечал мужик, заботливо качая головою, - ишь на старости