Русский Амаду, или русско-бразильские литературные связи (СИ)

      Кастро Алвес, выдающийся поэт и революционер, с оружием в руках сражавшийся за республику, посвятивший свою жизнь борьбе за отмену рабства, привлек внимание переводчиков только после того, как Жоржи Амаду написал о нем книгу (75), а годом позже посвятил поэту пламенное предисловие в книге "Луис Карлос Престес" (76): в 1957 году поэмы Кастро Алвеса печатают в журнале "Иностранная литература" (343), в 1958 году выходит его сборник "Стихи" (344), а в 1974 - "Лирика" (345).

      В свою очередь, в книге Амаду "Кастро Алвес" подробно рассказана история создания драмы Кастро Алвеса "Гонзага, или революция в Минас-Жерайс", свидетельствующая об отношении Алвеса к Гонзаге как к своему прямому предшественнику и любимому герою.

      Имя Гонзаги известно русскому читателю еще со времен Пушкина, но сборник его стихов "Лиры. - Чилийские письма" (325) выходит только в 1964 году, через год после книги Амаду. Если это только совпадение, то таких совпадений слишком много.

      В 1956 году, отвечая на анкету "Иностранной литературы", Амаду говорит о том, что он составляет антологию современных бразильских прозаиков для советского издательства (147, С.197). Трудно определить, какая антология имелась в виду: "Бразильские рассказы" (444) или "Под небом Южного Креста" (449), но совершенно очевидно, что в 50-60 годы все бразильские писатели, даже представленные одним-двумя рассказами, переводились на русский язык по рекомендации Жоржи Амаду. Если подвести итог начальному этапу "амадовского" периода в российско-бразильских литературных отношениях, с 1948 года до окончания оттепели (67-68 гг.), то можно прийти к выводу, что книги бразильских авторов, выбранные для перевода, должны были отвечать критерию идеологическому, включающему две составные части:

      1. автор должен быть членом Бразильской компартии, активным участником борьбы против существующего в стране режима. В исключительных случаях, когда речь шла о писателях, известных во всем мире, таких как Гильерме Фигейреду и Линс ду Регу, допускалось некоторое послабление: писатель мог участвовать в этой борьбе своими произведениями. Как написал Ж. Амаду в предисловии к книге Г. Фигейреду, "отец Гильерме... боролся с оружием в руках против диктатуры фашистского типа, заплатить долгими годами тюрьмы за свою преданность идеям демократии. Сын владеет оружием еще более мощным, чем мечь и пушка, - пером писателя, творческим талантом и неисчерпаемым пылом" (110, С.7).

      Даже когда речь шла о классиках бразильской литературы, на первый план выдвигались их политические убеждения, а не художественные достоинства их произведений. С такой точки зрения характеризуется творчество Афонсо Энрике де Лима Баррето (1881-1922), выдающегося бразильского писателя. Для советских идеологов он, прежде всего,

      "неутомимый борец за независимость стран Латинской Америки, выдающийся бразильский демократ, мыслитель, народный писатель и публицист", известный как "глашатай мира и дружбы между всеми народами", который выступал против империалистических войн, призывая к тесным связям с молодой советской республикой, "гневно осуждая действия монополий США и Европы, препятствующих экономическому, политическому и культурному развитию стран Латинской Америки... Лима Баррето являлся одним из первых пропагандистов социалистических идей в Бразилии. Именно в социализме видел он способ наилучшего разрешения волновавших его социальных проблем". Лима Баррето был первым бразильским писателем, который "сразу же после Великой октябрьской социалистической революции объявил себя большевиком, хотя и не пришел еще к полному пониманию идей марксизма-ленинизма. Эволюцию Лимы Баретто в сторону подлинно пролетарской идеологии легко проследить по его произведениям" (377, С.215). На примере этого писателя видно, что на первый план всегда выдвигалась идеологическая детерминированность творчества писателя, а художественные особенности, собственно литературные свойства не играли никакой роли при выборе автора для перевода его произведений на русский язык и публикации в Советском Союзе.

      2. Произведение идеологически близкого нам автора должно рассказывать о борьбе бразильских трудящихся против существующего строя. Предпочтение отдавалось, в первую очередь, книгам, которые можно было отнести к произведениям социалистического реализма и революционной литературе. Все книги бразильских авторов, изданные в Советском Союзе с середины 1950-х до конца 1960-х годов, отвечают этому требованию. По словам Ж. Амаду, книги А. Паим, Д. Журандира, М. Баррозо, М. Педрозы свидетельствуют "об эволюции бразильской литературы от критического реализма к реализму социалистическому" (108, С. 5), "содержат ростки социалистического реализма" (108, С.11). Так, в романе А. Паим "Час близок", изданном на русском в 1957г., рассказывается о забастовке железнодорожников, действительно имевшей место в Бразилии в 1949 году. Для советской критики главное достоинство книги в том, что это "документ эпохи, а не развлекательный роман со всеми присущими ему признаками" (407, С.213).Чрезмерная простота, сухость стиля не являются недостатками произведения, такие книги пишутся не для "эстетствующих любителей зарубежной изящной словесности", которые не найдут в книге Паим "ни неожиданных сюжетных ходов, ни сногсшибательных экскурсов в область эротики и патологии, столь нередких для современной беллетристики "экзотических" стран" (там же). Ее заслуга - точность очеркиста, описывающего ход забастовки. Она не забывает отметить все важные, происходящие одновременно на нескольких железнодорожных узлах события. А. Паим с любовью говорит об участниках забастовки - простых людях, "сынах и дочерях народа" (407, С.214).

      "Парковая линия" Д. Журандира представляет собой "историческую панораму развития рабочего движения в Бразилии, постепенного политического роста рабочего класса, формирование его революционного сознания, его боеспособности, его стойкости"(109, С.7).

      В романе Ж. Линса ду Регу "Кангасейро", как считает критик, правдиво рисуется "полная тяжких лишений жизнь тружеников земли. Извечная нужда и голод, произвол помещиков и властей побуждают крестьян к борьбе. Однако борьба эта принимает формы стихийного бунта. Образы кангасейро - крестьян-разбойников, поставленных силой обстоятельств вне общества и закона, нарисованы Линсом ду Рего с большим сочувствием... Роман волнует читателя суровой правдой и горячим сочувствием художника к безысходному горю народа".

      В "Иссушенных жизнях" Г. Рамос "эпизод за эпизодом раскрывает "в скупой, обобщенной форме" (417, С.10) различные стороны жизни крестьян: тяжелый труд, гнет помещика, столкновение с властью, бегство от засухи. В помещике, полицейском, налоговом чиновнике писатель видел силы, глубоко враждебные народу и порабощающие его. Герой романа, батрак Фабиано, постепенно осознает эту враждебность. Все сильнее завладевает его сознанием мысль о протесте. "Пусть протест еще робок, нерешителен, он опускает тесак, занесенный было над головой полицейского. Но если Фабиано поднял оружие однажды, он поднимет его снова... Г. Рамос не торопит время, но он смотрит в будущее" (там же, С.11).

      Идеологическим требованиям удовлетворяют все переведенные произведения А. Шмидта. Роман "Поход" "воскрешает одну из славных страниц в истории бразильского народа - заключительный этап длительной борьбы за освобождение негров" (443, С.6). В "Тайнах Сан-Пауло" автор рисует неприглядную картину нравов, царящих на "дне" капиталистического города, показывает связь уголовного мира с верхами буржуазного правительства. Наиболее исчерпывающе охарактеризовал значимость творчества А. Шмидта для советской аудитории А. Сипович в предисловии к его сборнику рассказов "Ненаказуемые". По его словам, все написанное Афонсо Шмидтом подчинено некой ведущей идее и направлено на выполнение вполне определенной задачи. Шмидт последовательно, и в общем и в мелочах, разоблачает и клеймит буржуазный строй, законы человеческого бытия в условиях капиталистического общества. И даже если ему случается от современности обратиться к прошлому, то и там его удары направлены на явления, которые или родственны этому строю, или были его непосредственными предшественниками. (Например, работорговля в романе "Поход"). "Пусть это прозвучит несколько упрощенно, но тем не менее вернее всего сказать, что главной мишенью для своих инвектив Шмидт выбирает эксплуатацию человека человеком во всем многообразии вытекающих из нее уродств" (442, С.6).