Альтист Данилов

рут! - возмутился Кармадон и взглядом превратил газету в туалетную бумагу. - Что же, и эта Синтия входила ко мне? И заявила, что бык - импотент? Да как она посмела! Да я разыщу ее теперь!..

- Она входила. И так сказала. И была возмущена быком Мигуэлем не меньше, чем ты теперь ею...

- О ужас! Ужас! - Кармадон закрыл глаза и откинул голову. - Я так мечтал побыть синим быком! И я ведь был синий бык!

- Да, ты был бык, - согласился Данилов.

- Нет, после такого позора мне надо проситься куда-нибудь на последнее дело! Пыль какую-нибудь пересыпать в канавах на Сатурне, чтобы дурачить звездочетов!

И Кармадон затих.

- Оставь эти мрачные мысли, - сказал Данилов. - У тебя еще все впереди. Успокойся.

- Нет, после этой газеты я не успокоюсь! Иначе мне хоть и не возвращаться с каникул... У тебя есть гантели?

- Есть, - сказал Данилов, - пятикилограммовые.

- Хорошо. Я начну с зарядки.

- Начни... Потом сходи в парную.

- И схожу. Я себя пересилю.

"А что, - подумал Данилов, - и пересилит..."

- Тоже мне Синтия! - покачал головой Кармадон. - И коровы этого Бурнабито! Небось какие-нибудь дохлые и забитые...

Однако вечером, вернувшись с исполнения "Барабанщицы", Данилов опять увидел Кармадона унылым. На кухонном столике он обнаружил чужую газету, грязную, мятую, и на ней - следы закуски. И запахи на кухне стояли чужие.

- Пил с кем-нибудь? - спросил Данилов.

- Да. В бане познакомился с двумя.

- Кто такие?

- Из вашего дома. Один водопроводчик. Коля. Другой из твоего театра. Скрипач. Земский. Николай Борисович.

- Да, - кивнул Данилов. - Земский у нас сегодня на больничном. Люмбаго. Зад, что ли, он в бане-то грел?

- Нет, выше.

- И кем же ты им назвался?

- Твой детский друг. Содержались вместе в детском доме. Теперь живу в Сибири. Специалист по молибдену.

- Сибирь большая.

- Мне старуха, которая у вас внизу сидит, то же самое сказала. На твоем месте я давно бы эту старуху превратил в растение. Я ей объяснил, что я из Иркутска.

- Что же, Иркутск - хороший город, - сказал Данилов. - Но ты опять не в духе?

- А-а-а! - махнул рукой Кармадон. - А может, это все от познанья?

- Что от познанья?

- Ну... - смущенно сказал Кармадон, - странный случай с Синтией и... другие странные случаи...

- Не понял.

- Может быть, бессилие мое от излишнего познанья?

В глазах Кармадона была печаль, будто он открыл в себе болезнь, от какой его дальнейшая жизнь могла выйти лишь сплошным страданием. "А ведь он кроткий сегодня, - подумал Данилов. - Прежде он непременно бы привратницу Полину Терентьевну произвел в кактус или в авоську с большими дырами, а нынче был деликатным и с ней, и с Земским, и с водопроводчиком Колей..." Тихая жалость к Кармадону опять возникла в Данилове. Он простил Кармадону повешенную Наташей трубку.

- Почему же именно от познанья? - спросил Данилов, спросил не для себя, а как бы давая Кармадону возможность усомниться в истории собственной болезни.

- Данилов,