Трущобные люди

Нет, барин, зиму-то он выжил кой-как, а весной приказчика поколотил, ну его и прогнали;.. Непокорли вый он был! Да и то сказать опять, человек он за служенный, а тут мужика-приказчика слушайся! Да и что! Господам офицерам на воле жить плохо, особли во у хозяев ежели служить: хозяин покорливости от служащего перво-наперво требует, а они сами норовят по привычке командовать! Вот нашему брату не в пример вольготней: в сторожа ли, в дворники -- везде ходит, потому нам что прикажут, без рассуждений исполняем... Одначе и из нашего брата ныне путных мало: как отслужил службу, так и шабаш, домой землю орать не заманишь, все в город на вольные хлеба норовит! Вон у нас на заводе все, почитай, солдаты...

В сторожку вошел высокий, одетый в оборванный серый кафтан солдат.

Здорово, Капказский, садись! -- приветствовал его сторож.

Здорово!--молвил вошедший и опустился на лавку.

Новенький?--спросил он.

Да, наш капказец, юнкарь! -- ответил Размоляеви вышел из сторожки вместе с барином.

Вот пожалуйте в контору, там есть приказчик, так к нему обратитесь,-указал он на белое одноэтажное здание с вывеской "контора".

В конторе за большим покрытым черным сукном столом сидел высокий рыжий мужчина. -- Что тебе? -- Насчет места...

В кубовщики, четыре рубля в месяц!.. Ванька, сведи его в третий номер,-- крикнул сидевший за столом мальчику, который стоял у притолоки и крутилв руках обрывок веревки.

Сегодня гуляй, а завтра в четыре утра на работу! -- крикнул вслед уходившим приказчик.

II

Иван показал Луговскому корпус номер третий, находившийся на конце двора.

Это было длинное, желтого цвета, грязное и закопченное двухэтажное здание, с побитыми стеклами в рамах, откуда валил густой пар. Гуденье сотни голосов неслось на двор сквозь разбитые стекла.

Луговский отворил дверь; удушливо-смрадный пар, смесь кислой капусты, помойной ямы и прелого грязного белья, присущий трущобным ночлежным домам, охватил Луговского и вместе с шумом голосов на момент ошеломил его, так что он остановился в двери и стоял до тех пор, пока кто-то из сидевших за столом не крикнул ему:

-- Эй, черт, затворяй дверь-то! Лошадей воровал,так небось хлев затворял!

Луговский вошел. Перед ним была большая казарма; по стенам стояли столы, длинные, грязные, обсаженные кругом народом. В углу, налево, печка, в которой были вмазаны два котла для щей и каши. На котле сидел кашевар с черпаком в руках и разливал в чашки какую-то водянистую зеленую жидкость. Направо, под лестницей, гуськом, один за другим, одетые в рваных рубахах и опорках на босую ногу, толпились люди, подходя к приказчику, который, черпая стаканчиком из большой деревянной чашки водку, подносил им. Каждый выпивал, крякал и садился к столу. Приказчик заметил Луговского.

Новенький, что ли?

Да, сейчас нанялся!

-- Ну, иди, пей водку да садись ужинать. Луговский выпил и сел к крайней чашке, около которой уже сидело девять человек. Один, здоровенный молодой малый, с блестящими серыми глазами,