Накануне

жав плечиком, села за фортепьяно. Анна Васильевна проговорила было: "Отчего же вы не идете тоже гулять? - но, не дождавшись ответа, прибавила: - Сыграйте мне что-нибудь такое грустное..."

- "La derniere pensee" de Weber?* - спросила Зоя.

______________

* "Последнюю думу" Вебера? (франц.).

- Ax да, Вебера, - промолвила Анна Васильевна, опустилась в кресла, и слеза навернулась на ее ресницу.

Между тем Елена повела обоих приятелей в беседку из акаций, с деревянным столиком посередине и скамейками вокруг. Шубин оглянулся, подпрыгнул несколько раз и, промолвив шепотом: "Подождите!", сбегал к себе в комнату, принес кусок глины и начал лепить фигуру Зои, покачивая головой, бормоча и посмеиваясь.

- Опять старые шутки, - произнесла Елена, взглянув на его работу, и обратилась к Берсеневу, с которым продолжала разговор, начатый за обедом.

- Старые шутки, - повторил Шубин. - Предмет-то больно неистощимый! Сегодня особенно она меня из терпения выводит.

- Это почему? - спросила Елена. - Подумаешь, вы говорите о какой-нибудь злой, неприятной старухе. Хорошенькая молоденькая девочка...

- Конечно, - перебил ее Шубин, - она хорошенькая, очень хорошенькая; я уверен, что всякий прохожий, взглянув на нее, непременно должен подумать: вот бы с кем отлично... польку протанцевать; я также уверен, что она это знает и что это ей приятно... К чему же эти стыдливые ужимки, эта скромность? Ну, да вам известно, что я хочу сказать, - прибавил он сквозь зубы. - Впрочем, вы теперь другим заняты.

И, сломив фигуру Зои, Шубин принялся торопливо и словно с досадой лепить и мять глину.

- Итак, вы желали бы быть профессором? - спросила Елена Берсенева.

- Да, - возразил тот, втискивая между колен свои красные руки. - Это моя любимая мечта. Конечно, я очень хорошо знаю все, чего мне недостает для того, чтобы быть достойным такого высокого... Я хочу сказать, что я слишком мало подготовлен, но я надеюсь получить позволение съездить за границу; пробуду там три-четыре года, если нужно, и тогда...

Он остановился, потупился, потом быстро вскинул глаза и, неловко улыбаясь, поправил волосы. Когда Берсенев говорил с женщиной, речь его становилась еще медлительнее и он еще более пришепетывал.

- Вы хотите быть профессором истории? - спросила Елена.

- Да, или философии, - прибавил он, понизив голос, - если это будет возможно.

- Он уже теперь силен как черт в философии, - заметил Шубин, проводя глубокие черты ногтем по глине, - на что ему за границу ездить?

- И вы будете вполне довольны вашим положением? - спросила Елена, подпершись локтем и глядя ему прямо в лицо.

- Вполне, Елена Николаевна, вполне. Какое же может быть лучше призвание? Помилуйте, пойти по следам Тимофея Николаевича... Одна мысль о подобной деятельности наполняет меня радостью и смущением, да... смущением, которого... которое происходит от сознания моих малых сил. Покойный батюшка благословил меня на это дело... Я никогда не забуду его последних слов.

- Ваш батюшка