Фёдор Достоевский. Одоление Демонов

Ему предстояло не выплачивать, а отрабатывать долг — и в течение четырнадцати месяцев он писал и посылал в Москву главы «Идиота».

Составляя в марте 1868 года в Женеве проект завещательного заявления в пользу жены, Достоевский специально оговаривал пункты расчета по своим долговым обязательствам: «Насчет же уплаты остального долга, всю обязанность беру на себя доставлением ему (Каткову. — Л. С.)продолжения моего романа «Идиот» для его журнала. В случае же смерти моей предоставляю жене моей Анне Григорьевне Достоевской согласиться с г — ном Катковым для уплаты ему остального долга, если таковой еще окажется, деньгами или при издании женою моею моих сочинений. Пишу весь тот третий пункт моего заявления, имея во всяком случае в виду истинное и высокое благородство души Михаила Никифоровича Каткова, неоднократно мною испытанное при литературных моих сношениях с ним».

Сорок печатных листов уже законченного и опубликованного «Идиота» стоили — при плате с листа ста пятидесяти рублей (которую Катков обычно назначал Достоевскому) — шесть тысяч рублей. В формате «Русского вестника» объем романа «Идиот» равнялся сорока листам; при этом лист рассчитывался путем умножения числа 16, то есть количества страниц в одной книжной тетрадке, на объем страницы в знаках: количество строк умножалось на количество букв в строке, а не на количество ударов, как при современных подсчетах. Поэтому печатный лист одного формата мог не совпадать с печатным листом форматов других изданий [23].

Тысяча, которая оставалась непогашенной, оплачивала вперед семь листов пока не существовавшего, то есть не написанного, текста — четвертую или пятую часть будущего романа, если о его размерах судить по «Преступлению и наказанию». Заканчивая работу над «Идиотом», Достоевский полагал, что его долг «Русскому вестнику» окажется меньшим, а объем «Идиота» большим. «В «Идиоте» всего окажется около 42–х печатных листов, — сообщал он Майкову в декабре 1868 года, когда еще не были дописаны финальные главы четвертой части романа и эпилог. — …Мне от сего дня надо будет написать и отослать листов 7 печатных в 4 недели». Совокупный объем текста, предназначенного для завершения романа (то есть VII–XI главы четвертой части и заключение), оказался несколько меньше предполагаемого.

Такого романа, ни уже готового, ни еще сырого, который можно было бы немедленно предлагать в «Русский вестник», у Достоевского, разумеется, в тот момент не было; и, когда весной 1869 года он получил через Страхова предложение о сотрудничестве от редактора «Зари» Кашпирева, возникла любопытная и в некоторых отношениях соблазнительная комбинация.

С одной стороны, надо было отрабатываться в «Русский вестник» — туда был обещан большой роман для первых (и последующих) номеров 1870 года, хотя серьезных денег, памятуя об огромном долге, ожидать из Москвы не приходилось.

С другой стороны, явиться перед публикой в новом журнале было выгодно, так как это повышало шансы автора вообще и в «Русском вестнике» в частности: «будут побольше ценить». Был, однако, риск, что «Русский вестник» обидится, — Достоевский наперед просчитывал эту ситуацию и даже сформулировал для себя оправдательную оговорку: «…я исключительногосотрудничества «Русскому вестнику» не обещал, а стало быть, могу, в свободное время, участвовать и в других журналах». И все‑таки рисковать в данном случае имело смысл только при одном условии: если руководство «Зари» сможет выплатить ему в качестве аванса «сейчас и разом» тысячу рублей.

В какой‑то момент перспектива плотного сотрудничества сразу с двумя журналами, которые, возможно, станут соревноваться друг с другом в предоставлении кредитов пусть и вечно нуждающемуся, но талантливому литератору, казалась Достоевскому, по — видимому, весьма соблазнительной. У него не было и не могло быть претензий к Каткову со стороны материальной, но кое‑что в отношениях с «Русским вестником» его явно раздражало. «Они никогда не отвечают, — жаловался он Майкову, — так даже, что я не знаю, приятен ли им мой роман или нет и желают ли они моего сотрудничества».

И хотя еще весной 1868 года Достоевский узнал от своего друга, Степана Дмитриевича Яновского, что тот виделся с неким господином, который вхож к Каткову, и что салон Каткова, равно как и семейство издателя, в восторге от первой части «Идиота», это было все же слишком косвенным — даже не из третьих, а из четвертых рук — свидетельством. А хотелось иметь известия из первых рук и в прямых словах.

Кроме того, очень желательна была бы экстренная тысяча из «Зари» — она дала бы передышку, освободила бы от нужды снова писать Каткову и срочно просить новых денег, когда и старый долг не был отработан.

Зимой 1868/69 года, едва были отосланы в Москву последние главы «Идиота», Достоевский записал на первой странице тетради (той самой, которая спустя месяцы заполнится планами романа о Князе А. Б. и готическими рисунками на полях), прямо под наброском о ростовщике и Князе, свои расчеты.

Заря 33,52 Вест. 41, 48

Что означала эта арифметика? Первым действием Достоевский намеревался выяснить, какие объемы текста умещаются на странице «Зари» и «Русского вестника». Запись «Заря 33,52» свидетельствовала о том, что владелец записной книжки подсчитал количество строк в журнале (здесь Достоевский ошибся или подсчитывал по неполной странице: стандартная страница «Зари» содержала 34 строки) и количество букв (здесь он, наоборот, взял не среднюю строку в 50–51 букву, а самую густую). Столбик «33 х 52» давал объем страницы в «Заре» — 1716 букв. Затем та же операция производилась над «Русским вестником»: 41 строка умножалась на 48 букв (здесь он опять взял самую густую строку, тогда как средняя насчитывала 43–44 буквы), и получалось 1968 букв.

Запись «В. З

1970: 1700»

свидетельствовала о том, что полученные результаты были округлены — 1968 до 1970 и 1716 до 1700. Далее, однако, круглые цифры не использовались; точное количество букв на журнальных страницах «Русского вестника» и «Зари» умножалось на 16, то есть на количество страниц в типографском печатном листе.

Результаты умножения давались в столбик:

488 27,456

Они сразу позволяли видеть, что в печатном листе «Русского вестника» букв на четыре тысячи больше. Но поскольку важны были не буквы, а листы, необходимо было сопоставить оба результата в листовом выражении.

Достоевский записал два отношения:

31,488: 27,456 = 16: х 27,456:31,486= 16: дг

Первое из них означало: число букв в печатном листе «Русского вестника» так относится к числу букв в печатном листе «Зари», как полное число страниц в печатном листе «Русского вестника» к х,то есть неизвестному числу страниц «Зари», если их напечатать в формате печатного листа «Русского вестника». Второе отношение выясняло, чему будет равно другое х,то есть число страниц в печатном листе «Русского вестника», если эти страницы появятся в формате «Зари».

Чтобы выяснить значение обоих х,производилось еще одно арифметическое действие: количество букв в печатном листе «Русского вестника» делилось па количество букв, содержащихся в одной странице журнала «Заря».

31488 11716 1716 18Ц 14328 13728 600

Столбик показал результат 18Уз, означавший:

печатный лист «Русского вестника», будь он помещен в «Заре», уместился бы не в 16, а в I8V3 (V4) страницах. Но это также значило, что, если печатный лист формата «Зари» предложить «Русскому вестнику», он потянет всего на 14 страниц. Значит, в случае, если бы автор отдал в «Зарю» текст в десять печатных листов привычного формата «Русского вестника», набежало бы 22 лишние страницы, то есть одиннадцать листов «Зари» и еще шесть страниц.

По — видимому, именно таков был ход мысли, так как запись «160» означала десять раз по 16 страниц, то есть десять печатных листов; запись «22 ^/ 2»показывала разницу между 160 и 182 У2 (то есть разницу между десятью листами в «Русском вестнике» и в «Заре», выраженную в страницах); запись «16/6» обнаруживала желание подсчитать, какую часть печатного листа занимает хвост из шести страниц [24].