Мир культуры. Основы культурологии
Мир культуры. Основы культурологии читать книгу онлайн
Учебное пособие А.Н.Быстровой «Мир культуры (Основы культурологии)» предназначено для преподавателей и студентов вузов, старших школьников, учащихся колледжей и лицеев. Характер адресата определил и основные особенности книги: доступный язык изложения, обилие конкретных примеров, цитат из литературных, философских, научных источников, богатство и разнообразие иллюстраций. В пособии предпринята попытка целостного рассмотрения культуры: в нем представлены и теория, и история культуры. Автор стремится создать общую картину каждого культурного феномена, выявить возможно большее количество его сторон, не уходя от противоречий и спорных вопросов. Предлагаемое издание продолжает традицию учебных пособий нового поколения, свободных от идеологической зависимости.Учебное пособие может оказаться полезным учителям школ и всем, кто интересуется вопросами мировой культуры.
Внимание! Книга может содержать контент только для совершеннолетних. Для несовершеннолетних чтение данного контента СТРОГО ЗАПРЕЩЕНО! Если в книге присутствует наличие пропаганды ЛГБТ и другого, запрещенного контента - просьба написать на почту [email protected] для удаления материала
В такое время старику нетрудно юношею стать, —
И снова молод старый мир, куда девалась седина.
[119, с. 27].
Более изысканной формой стихосложения является газель. Она обычно
состоит из 5—12 бейтов. В первом двустишии, как правило, рифмуются обе строчки
(аа), далее следует рифмовка через строку.
241

В последнем бейте чаще всего упоминается имя автора. Классиком этого
жанра стал Шамседдин (ок. 1325—1389/1390), известный в мировой культуре под
псевдонимом Хафиз. Вот одна из его газелей полностью:
Ушла любимая моя, ушла, не известила нас.
Ушла из города в тот час, когда заря творит
намаз.
Нет, либо счастие мое пренебрегло стезей любви,
Либо красавица не шла дорогой правды в этот
раз, Я поражен! Зачем она с моим соперником
дружна!
Стеклярус на груди осла никто не примет за
алмаз! Я буду вечно ждать ее, как белый тополь ветерка.
Я буду оплывать свечой, покуда пламень не погас.
Но нет! Рыданьями, увы, я не склоню ее к любви:
Ведь капли камня не пробьют, слезами жалобно
Кувшин с
стр
гравировкой
уясь.
и
Кто поглядел в лицо ее, как бы лобзал глаза
инкрустацией.
мои:
Бронза. Ирак.
1232 год
В глазах моих отражено созвездие любимых
глаз.
И вот безмолвствует теперь Хафиза стертое перо:
Не выдаст тайны никому его газели скорбный глас.
[11
9, с. 366].
242

Особенно популярной формой лирики стал жанр рубаи — стихотворной
миниатюры, четверостишия, в котором заключена законченная мысль, имеющая
более глубокий смысл, а иногда и некая максима, мудрость, философский вывод,
подтекст, намек или мудрое суждение. Рубаи оказались очень емким жанром: их
краткая форма требовала обнажать сущность того, о чем идет речь; легкая рифма (по
типу ааба) делала стих афористически точным, запоминающимся, способным в
мгновенье оказаться на устах у всех. У рубаи есть острота высказываний и
особенная действенность, похожая на истории о народном герое всего Востока —
Ходже Насреддине. Поэтому рубаи — любимая форма всей исламской поэзии.
Самым известным в мире автором рубай считается Омар Хайям (1048—1123):
Много лет размышлял я над жизнью земной.
Непонятного нет для меня под луной.
Мне известно, что мне ничего неизвестно:
Вот последняя правда, открытая мной.
[174, с. 1331]
Омар Хайям — не только поэт, он также
и
Кемалетдин Бехзад. Беседа
астроном, математик, открывший бином
ученых в медресе.
Ньютона задолго до самого Ньютона. В своей
Миниатюра к рукописи Саади
поэзии он выступает и как философ, пытаясь
"Бустани". 1487—1488 годы
постигнуть тайны бытия человека, смысл
жизни и смерти:
Я познание сделал своим ремеслом,
243

Я знаком с высшей правдой и с низменным злом.
Все тугие узлы я распутал на свете,
Кроме смерти, завязанной мертвым узлом.
[там же, с. 135]
Однако, признавая жизнь кратковременным состоянием
человека, он не подвластен настроениям ухода, отказа от нее.
Наоборот, он прославляет все ее красоты. Прекрасные женщины
рая, которых Коран называет гуриями, превращаются у Хайяма в
земных прелестниц, которых стоит любить и воспевать. Символом
полноты бытия для Хайяма часто является вино:
Сосуд для воды
Так как разум у нас в невысокой цене.
в форме орла.
Так как только дурак безмятежен вполне —
Бронза.
Утоплюка остаток рассудка в вине:
Ирак. VIII век.
Может статься, судьба улыбнется и мне!
[22
3, с. 32; пер. Г. Плисецкого]
Одни исследователи его творчества считают, что вино в его поэзии — “лишь
символ земных радостей, борьбы с ханжеством, бунта против всякого рода духовной
ограниченности” [224], другие — связывают этот символ с традициями, уходящими
в греческие дионисийские праздники, третьи — с учением суфистов.
Суфизм (араб, суф — грубая шерстяная ткань, отсюда — власяница, атрибут
аскета) возник в VIII веке на территории Ирака и Сирии как мистическое учение,
требующее особого, благочестивого образа жизни. На ранних этапах суфизм
предполагал аскетизм, суровые обеты, добровольную бедность, стойкость в
перенесении всяческих страданий. В IX веке была разработана теория, на основании
которой истово верующий мог достигнуть озарения, состояния особого экстаза
слияния с богом. Все заповеди суфизма передавались только устно — от учителей-
шайхов ученикам-мюридам [312, с. 139]. Одна из суфистских школ IX века
требовала, чтобы ее последователи при внутреннем благочестии совершали
поступки, осуждаемые в мусульманском мире, например, пили вино, чтобы смирить
гордыню, когда их упрекали. В других течениях суфизма, напротив, вино признавали
напитком “божественной истины”, напитком, способным вызвать желанный
мистический экстаз единения с Богом. Именно здесь ищут объяснения поэзии
Хайяма сторонники суфизма.
В начале XX века предполагали, что поэзия Хайяма — протест против догм
ислама, торжество человека над невежеством и бренностью и несправедливостью
мира:
Для достойного — нету достойных наград,
Я живот положить за достойного рад.
Хочешь знать, существуют ли адские муки?
244
Жить среди недостойных — вот истинный ад!
[223, с. 24]
Наиболее известный переводчик Хайяма В. Державин писал, что для поэта
чаша вина — это “чаша человеческого разума, объемлющего весь мир. Сборище
пьяных гуляк оказывается кругом избранных мудрецов” [225]. И в подтверждение
этого — рубаи, наполненные глубочайшими размышлениями о проблеме добра и
зла. Ему близки в человеке именно гуманистическое его начало, искренность,
порядочность, основанные не на ханжеской морали, а на том высоком чувстве
истины, которое всегда несет в себе культура:
Знайся только с достойными дружбы людьми,
С подлецами не знайся, себя не срами.
Если подлый лекарство нальет тебе — вылей!
Если мудрый подаст тебе яду — прими!
***
Чтоб мудро жизнь прожить, знать надобно немало.
Два важных правила запомни для начала:
Уж лучше голодать, чем что попало есть,
И лучше одному, чем вместе с кем попало.
***
Лучше впасть в нищету, голодать или красть,
Чем в число блюдолизов презренных попасть.
Лучше кости глодать, чем прельститься сластями
За столом у мерзавцев, имеющих власть.
[117, с. 118, 149, 129].
Путь, проложенный творцами рубай и Омаром Хайямом, нашел свое
продолжение даже в современной русской поэзии у известной поэтессы Новеллы
Матвеевой; та же краткая и точная форма, отточенный стих, приправленный
остротой современной иронии:
***
Мудрец вопросы миру задает.
Дурак ответы точные дает.
Но для того ли умный вопрошает,
Чтоб отвечал последний идиот?
***
Бесчинства объясняются войной.
Зловредный нрав — природою дурной.
И только честь ничем необъяснима,
Но верить можно только ей одной,
245

[190, с. 68]
Книжная мудрость занимает на Востоке особое место: она развивается в тиши
обителей, медресе, в обсерваториях и связана с именами мыслителей, которых могла
ожидать различная судьба, но часто они оказывались признаны не только
