Повседневная жизнь египетских богов

Кто же эти Дети Нут? Это Осирис с Исидой, Сет с Нефтидой и Хор Старший, чьи нескончаемые ссоры закончатся кровопролитием и смертью Осириса. Это они подали плохой пример людям, которые восстанут потом против высшей власти. На жалобы демиурга Тот, который является также богом счета времени, отвечает: «Ты не должен прощать проступка, ты не должен терпеть (это)! Укороти их годы, убавь их месяцы, поскольку они учинили тайное разрушение всего, что ты создал». Равновесие, которое обеспечивало прочность и долговременность творения, не сможет сопротивляться серьезнейшей опасности, поскольку та исходит изнутри самого творения.

Усопший, который, находясь в загробном мире, слышит диалог между демиургом и Тотом, приходит в беспокойство. Он невиновен, он не принадлежит к Детям Нут, что оправдывает его присутствие среди блаженных. «А что будет с долготой моей жизни?» — спрашивает он. Что будет с вечностью, которая ему обещана? Демиург отвечает: «Тебе уготованы миллионы и миллионы лет. Но что до меня, я разрушу все, что сотворил, эта земля вернется в свое состояние Изначального Океана, в состояние потока, подобно своему первоначальному состоянию. Я буду тем, кто останется с Осирисом, когда я снова превращусь в змея, которого люди не могут знать, которого боги не могут видеть». Итак, долгота лет усопших, как и самих богов, ограничена, ^{41} и у них нет иной надежды, кроме как раствориться в том, кто воплотит их всех. В мире, вернувшемся к своему изначальному состоянию, демиург, приняв облик змея, уснет в Океане. Хотя мумии окончивших свою жизнь богов будут существовать, как нам сказано, «сотни тысяч лет», ^{42} сам срок их существования определен, а значит, предопределен и их конец.

Итак, мы подошли к образу змея, который соединяет в себе все прочие сущности, к истинной форме нетварного демиурга, той, в которой хаос и силы жизни теснейшим образом смешиваются. В нем совмещены и змей, окружающий мир и угрожающий солнцу, и змей, свернувшийся на дне пещеры, где, как считалось, начинается разлив Нила ^{43} — разлив, благоприятный настолько, насколько он бывает умеренным и сопровождается спадом воды, и являющийся истечением Изначального Океана в наш мир.

Этот змей, предопределяющий наступление и спад нильского разлива, голова которого покоится на хвосте, появляется перед нами в конце существования мира. Клавдиан, римский поэт, родившийся в Александрии Египетской и живший менее чем за три четверти века до взятия Рима Одоакром (чем это не конец света?), описывает этого змея и его логово в «Панегирике Стилихону»: ^{44} «Есть пещера, неведомая, далекая, недоступная нашему племени, почти запретная для самих богов — пещера безмерной вечности, мрачной матери лет, которая порождает века и манит их обратно в свое обширное чрево. Эту пещеру заполняет змей, оползая ее кругами, все поглощает по спокойному своему желанию и остается всегда со свежей чешуей. Обратив пасть к заду, он пожирает свой собственный хвост и, бесшумно скользя, снова возвращается туда, откуда берет начало».

«Недоступный людям, почти запретный для богов» — это почти точная передача слов, которые использует демиург, определяя змея как свое последнее обличье в приведенном фрагменте Книги мертвых. В сущности, два текста описывают одно и то же. Однако змей, кусающий себя за хвост, Уроборос греков — это также и символ самой вечности, и особенно непрерывного течения времени, которое «возвращается туда, где началось», как говорит Клавдиан. ^{45} Можно, стало быть, надеяться, что, заснув в Изначальном Океане, демиург еще пробудится, чтобы дать жизнь новому миру, который, хочется думать, будет лучше.

Египтяне понимали вечность как некое двойственное явление, состоявшее, как они считали, из линейной и циклической протяженностей. Первая представляла собой прошлое, вторая — будущее [6]. ^{46} В этом смысле демиург это, по сути дела, «тот, кто воссуществовал после завершения циклической протяженности и не исчез». ^{47} Данная циклическая протяженность соответствует времени существования людей и длится «до возвращения к линейной протяженности» ^{48} — времени нового золотого века, наступающего после нового творения. Мир завершает существование и рождается вновь, образуя бесконечную спираль согласно ритму, похожему на непрерывное космическое дыхание. И каждый из циклов существования для демиурга — лишь еще один прожитый день. ^{49}

С момента творения миру угрожают силы несотворенного, которые само существование этого мира отбрасывает на периферию. Их присутствие неизбежно, хотя оно и сокращается по мере того, как область сотворенного мира расширяется. Не будучи созданы в момент творения, эти силы избегают окончательного уничтожения. Их можно лишь периодически одолевать, и их повторяющиеся атаки порождают необходимость в нескончаемых битвах, служащих для поддержания равновесия и целостности творения. С того самого момента, как демиург первый раз пытается опереться на поверхность холма, появившегося из изначальных вод, он находится в противостоянии с угрожающим ему змеем. ^{50} Этот змей, воплощение всего, что отверг сотворенный мир, дает первый бой, чтобы отвоевать пространство, которого его лишили. Противники сходятся в уникальном сражении, из которого творец выходит победителем.

Некоторые источники помещают поле этой битвы на территории самого Гелиополя, столицы солнечного бога, и представляют ее как борьбу за ее раздел. Змей, названный «тот, кто в своем пламени», идет на бой во главе двадцати мятежников. ^{51} Это пресмыкающееся, вооруженное копьем, нападает на Ра, который защищается в одиночку, по крайней мере, вначале. Чтобы отразить нападение, солнечный бог воздвигает заграждение из шестов, но врагу удается преодолеть его и застать Ра врасплох. Неизвестно откуда явившаяся юная женщина с волосами, заплетенными в косы, служит приманкой для демона, отвлекая его от битвы. Возможно, она есть не что иное, как воплощение руки демиурга, послужившей ему в самом начале, чтобы извлечь собственное семя и оплодотворить самого себя. ^{52} Детали последующих событий неизвестны, но похоже, что некто с обритой наголо головой, наделенный огромной силой, вмешивается, чтобы обеспечить победу Ра. Это объясняет, почему в дальнейшем великий жрец Гелиополя брил голову и носил свисающий локон. ^{53} В этой вечно возобновляющейся битве змей часто предстает как проявление Апопа или как сам Апоп — существо, о котором пойдет речь дальше. Согласно некоторым источникам, на помощь Ра придет Атум; по другим сведениям, чудовищу будет противостоять один Атум, вооруженный луком и стрелами. Поскольку чудовище — это змей, бог для успешного сражения и победы над ним принимает подходящий облик мангуста. ^{54}

Исходом этого события стал первый случай подавления и наказания врагов. Тогда боги создали на востоке небосклона специальное лобное место, чтобы мучить и уничтожать побежденных врагов. Прежде необходимости в этом не ощущалось, но, будучи использованным однажды, это место больше не пустовало и не выходило из употребления. Мы узнаем, что перед умерщвлением побежденных превращали в людей, что делало их уязвимыми для смерти. Это были «люди-звери», чье потомство снова восстанет против богов, положив конец золотому веку, и позднее среди людей станет ордой преступников и изгоев. Что же до предводителя врагов бога, то, после того как его бросили в огонь, он был превращен в камень, служивший, чтобы придавливать трупы принесенных в жертву врагов. Можно подумать, что Красная гора в гелиопольской пустыне, недалеко от Каира, образованная кварцитом ржаво-коричневого оттенка, напоминает о кровопролитии, следы которого сохранились в этом месте, а вросшие здесь в скалы окаменевшие куски древесины можно принять за остатки огромного обожженного скелета.