Классическая русская литература в свете Христовой правды

Неприкосновенность Толстого. Константин Леонтьев, живший в Оптиной и старый знакомый Льва Толстого, советовал ему сесть в тюрьму, чтобы хоть как-нибудь он был изъят из этого хоровода толстовщины. Толстой встретил эту мысль без насмешки и даже с некоторым сочувствием и сказал, что и я бы хотел того же самого, “уж сколько я тут их (правительство, царя и прочих властей) раздражаю и совсем не понимаю, почему мне всё так спускают”.

Лев Толстой так и остался в своей неприкосновенности, и это был мудрый шаг того правительства: “Мне отмщение, Аз воздам” – Толстой должен быть поражен огнём с неба и, прежде всего, последствиями своего собственного дела, плодами своего греха. Для покаяния Толстой не имел даже малого желания.

Позднее, как бы в раскаянии за себя и за Русскую Церковь Иоанн Шаховской пишет так: “За многое, за что и не думаем ответим, если не возгоримся покаянным и деятельным огнём ревности духа, видя в нашем саду плевелы и цветы зла”.

По настоящему обличение Толстого стало возможным только после революции. Именно по этому то, что было до революции не производило впечатления, так как то, что писалось и говорилось до революции не имело силы. Толстой мог внешне считать себя до своего отлучения членом Церкви только благодаря той греховности и не нормальной связи государства и Церкви, когда тысячи безбожников называли себя православными и официально числились ими, потому что метрика представлялась Церковью (Церковь играла роль Загса).

Офицеры, чиновники, все не зависимо от их веры и желания насильственно принуждались к неверному принятию Святых Христовых Таин в суд и в осуждение как себе, так и священникам и епископам, поведавшим тайну Христа врагам Его истины.

Люди более добросовестные покупали свидетельство о говении - в столицах это стоило 10 рублей, в провинции дешевле [117].

Государство, объявившее Церковь своим ведомством – ведомством православного исповедания, тем самым как бы взвалило на себя непосильную ношу и революция стала неизбежной. Об этом Господь дал прямое указание: 1712 год – явление Божией Матери на Соловках и повеление основать Голгофско-Распятский скит, где эта гора убелится страданиями неисчислимыми. Это явление было как раз тогда, когда Пётр I с Феофаном Прокоповичем разрабатывали свою синодальную систему.

Таким образом, сколько бы не выступали и Феофан Затворник, и Иоанн Кронштадский и иные, прославленные угодники Божии, конца XIX-го и начала XX-го века, ничем помочь они не могли, так как они сам корень не вырывали.

Государство, объявившее себя православным, тем самым всех своих служащих не может не считать не православными, а это значит, что, не зависимо от их веры и желание, всех принуждали креститься, потому что иначе не записывали, всех принуждали причащаться (Серафим Саровский свидетельствовал, что причащаются видимо, а у Господа остается не приобщённым) и всех принуждали отпеваться, кроме отлучённых от Церкви.

По поводу своего отлучения Лев Толстой пишет так: “Отлучение произвольно, потому что обвиняют одного меня в неверии во все пункты, выписанные в постановлении, тогда как не только многие, но почти все образованные люди, разделяют такое неверие и беспрестанно выражают его в разговорах и в чтении, и в брошюрах”.

И Лев Толстой, кстати говоря, яростно возражал против своего отпевания и пишет об этом так: “Я действительно отрёкся от Церкви, перестал исполнять ее обряды и написал в завещании своим близким, чтобы они, когда я буду умирать, не допускали до меня церковных служителей и мёртвое моё тело убрали бы поскорей, без всяких над ним заклинаний и молитв, как убирают всякую противную и не нужную вещь, чтобы она не мешала живым”. (Это завещание было написано до отлучения).

Таким образом, 20-летняя подготовка к отлучению велась Толстым довольно кропотливо.

Акт от 20 февраля 1901 года (память Льва епископа Катанского). Основные пункты акта.

“Из начала Церковь Христова терпела хулы и нападения от многочисленных еретиков и лже учителей, которые стремились ниспровергнуть ее и поколебать существенных ее оснований, утверждающихся на вере во Христа в Сына Бога Живого. Но все силы ада, по обетованию Господню, не могли одолеть Церкви святой, которая пребудет не одолённая во веки. И в наши дни, Божьим попущением, явился новый лже учитель, граф Лев Толстой. Известный миру писатель, русский по рождению, православный по крещению и воспитанию своему”.

Это, конечно, глубокая ошибка, так как Толстого никто и никогда не воспитывал. И те его тётушки Александра Ильинична и Татьяна Александровна не имели ни какого существенного влияния на его душу.

“Дерзко восстал так в прельщении гордого ума своего, дерзко восстал на Господа и на Христа Его и на святое Его достояние, явно пред всеми отрёкся от вскормившей и воспитавшей его Матери Церкви Православной [118] и посвятил свою литературную деятельность, данный ему от Бога талант, на распространение в народе учения, противных Христу и Церкви, на истребление в умах и в сердцах людей веры отеческой, веры православной”.

Лев Толстой тоже не без основания писал, что я обращаюсь в своих произведениях не к тем, кто верует, а к тем, кто ни во что не верует.

Бердяев свидетельствовал, что ему помогло придти к вере длительное кощунство Льва Толстого.

“В своих сочинениях и письмах, во множестве рассеиваемых его учениками, по всему свету, он проповедует с ревностью фанатика ниспровержение всех догматов Православной Церкви и самой сущности веры христианской. Отвергает Личного Живого Бога в Святой Троице славимого, Создателя и Промыслителя вселенной, отрицает Господа Иисуса Христа, Богочеловека, Искупителя и Спасителя мира, пострадавшего нас, ради человек ради нашего спасения и воскресшего из мёртвых”.

Лев Толстой в своей “Апологии” писал, что “Признание Христа за Бога и молитву Ему, я считаю кощунством”.

“Отрицает божественное зачатие по человечеству Христа Господа и девства до Рождества и по Рождестве Пречистой Богородицы, присно Девы Марии, не признаёт загробной жизни и мздовоздаяние”.

Лев Толстой испытал сильнейшее влияние восточных религий: идея личного бессмертия для него был такой же враг, как и Символ веры, то есть, ему гораздо удобнее было считать, что душа просто распадается на составные элементы.

“Отвергает все Таинства Церкви и благодатное в них действие Святого Духа и ругает над самыми священными предметами веры православного народа, не содрогнулся подвергнуть глумлению величайшее из Таинств святую евхаристию.

Всё сие проповедует граф Толстой непрерывно словом и писанием к соблазну и ужасу всего православного мира и тем не прикровенно, но явно пред всеми, сознательно и намеренно отверг сам себя от всякого общения с Церковью Православною. Бывшие к его вразумлению попытки не увенчались успехом.

Посему, Церковь не считает его своим членом и не может считать, доколе он не раскается и не восстановит своего общения с нею. Ныне об сём свидетельствуем пред всею Церковью к утверждению правостоящих и к вразумлению заблуждающихся, особливо же, к новому вразумлению самого графа Толстого”.

“Многие из ближних его, хранящих веру, со скорбью помышляют о том, что он в конце дней своих остаётся без веры в Бога и Господа Спасителя нашего, отвергшись от благословений и молитв Церкви и от всякого общения с нею. Посему, свидетельствуя об отпадении его от Церкви, вместе и молимся, да подаст ему Господь покаянием в разум истины. Молим, Тя, милосердный Господи, не хотяй смерти грешного, услыши и помилуй и обрати его ко святой Твоей Церкви. Аминь”.

Подлинное подписали.

Из тех, кто подписал подлинное: священномученик Владимир, митрополит Киевский (тогда митрополит Московский) и смиренный Иероним, архиепископ Холмский и Варшавский (скончался в 1922 году в ссылке). Все остальные не дожили до революции.

Текст отлучения очень мягкий, так как анафематствования нет. Анафема – да будет отлучен. А тут сказано: “Церковь свидетельствует о его отпадении” и только.