Неизвестные байки старого Петербурга

Одна хорошенькая иностранная певица, оказавшись среди таких же потерпевших фиаско на поприще искусства, решила вернуться домой все же «на щите», выбрав нестандартный способ решения проблемы. Отыскав «спонсора», девушка занялась распространением идеи о системе оздоровления по профессору Ломану — принятие успокаивающих нервы солнечных и воздушных ванн с минимальным количеством одежды. А попросту, ломая все стереотипы, в том числе и общепринятый, что блондинкам загар не к лицу, организовала клуб нудистов, который пользовался удивительной популярностью среди мужчин и женщин. Жаль только, что питерский климат упорно не хотел считаться с этой научно обоснованной идеей оздоровления. В результате некоторые члены клуба, «убегая от неврастении, прибежали к плевриту». И продержавшееся всего один сезон предприятие в Питере пришлось свернуть. Но, вдохновленная успехом, мадемуазель не потеряла оптимизма и, посоветовавшись со знающими людьми, отправилась реализовывать планы в более теплые края, а точнее в Одессу. Здесь след ее теряется; говорят, что, прогуливаясь в неглиже по черноморскому пляжу, она познакомилась с китайским коммерсантом-книготорговцем…

Более ста лет назад своим мастерством и талантом на петербургской балетной сцене блистала молодая итальянская танцовщица сеньорита Пьерина Леньяни. В то время среди столичных балетоманов и критиков ее считали не просто «королевой лебедей», которую она прекрасно танцевала в знаменитом спектакле на музыку Чайковского, а самой настоящей «королевой балерин», так как равных ей по красоте, грации, пластике и хореографической подготовке тогда не было. Звезда ее закатилась стремительно и при очень таинственных обстоятельствах.

Однажды в феврале 1895 года, находясь на самом пике своей славы, в который раз исполняя главную партию в балете «Лебединое озеро», Пьерина Леньяни внезапно подвернула ногу, серьезно повредив при этом мышцы и сухожилия. Она мужественно дотанцевала вплоть до финальной сцены, но тем самым лишь усугубила травму. После танцовщица объяснила, что была уверена, будто это ее последний спектакль, и ей хотелось остаться на высоте в памяти зрителей. Несмотря на все убеждения врачей и друзей, что эта травма является результатом напряженных репетиций и тренировок и что у нее есть надежда вернуться на сцену, балерина постоянно твердила по-итальянски: «Меня предупреждали, это был злой рок».

Оказалось, танцовщице когда-то нагадали, что незадолго до того, как она навсегда покинет сцену, ей будет послано знамение, благодаря которому, быть может, ей удастся на время отсрочить это печальное для любого артиста событие. И вот за несколько дней до несчастного случая в Дворянском собрании проходил благотворительный костюмированный бал, куда Пьерина Леньяни была приглашена в качестве продавщицы шампанского и цветов. Во время вечера был объявлен конкурс на самый оригинальный маскарадный костюм. Неожиданно в разгар праздника к сеньорите подошел «субъект, нарядившийся балериной, на костылях и без одной ноги» и, улыбаясь, сказал, что собирается взять первую премию в конкурсе. Знаменитая танцовщица очень испугалась, расценив появление этого человека как предсказанное знамение, но она не представляла, что может предпринять, и «опрометчиво» вышла на сцену. Спустя продолжительное время после травмы Пьерина Леньяни вновь смогла танцевать, но у нее никогда не было прежнего головокружительного успеха! На балетном небосклоне уже ярко сияла звезда «божественной» Матильды Кшесинской.

Более ста лет назад антрепренер одного питерского драматического театра пригласил на работу в труппу известную трагическую актрису, недавно вернувшуюся из гастрольной поездки по Европе. Как большинство коллег, Лидия Сергеевна была безумно суеверна. Особенно сильно «печальная дива» верила в то, что рыжеволосые люди приносят ей удачу. Выходя на сцену, она прежде всего искала глазами в зрительном зале огненную шевелюру. Наличие таковой, по убеждению актрисы, свидетельствовало о неминуемом успехе спектакля. В противном случае играла без вдохновения.

Дебютируя на новых подмостках, актриса с радостью узрела в партере рыжего субъекта с характерным длинным носом. Рядом с ним сидела молодая женщина-художница, которая тут же делала с актрисы карандашные наброски. Польщенная подобным вниманием и желая облегчить задачу рисовальщице, Лидия Сергеевна старательно принимала по ходу действия изящные позы. Увлекшись, на мгновение она запамятовала нужные слова и, в ожидании подсказки, взглянула в суфлерскую яму. Суфлером в театре работала женщина, поэтому, с интересом разглядывая элегантный парижский, туалет знаменитой актрисы, она «прошляпила» заминку на сцене. Лидии Сергеевне пришлось выпутываться самостоятельно, но на затянувшуюся паузу зрители все же отреагировали неодобрительным гулом.

На этом неприятности, вопреки присутствию «рыжей приметы», не закончились. На душераздирающую реплику артистки «Я умираю от голода!» из-за кулис на сцену, со слезами на глазах и держа в руках буфетный пирожок, выбежала ее новая, совсем юная горничная. По неопытности она приняла происходящее на сцене за чистую монету. Зал откровенно захохотал и, несмотря на мастерскую игру актрисы, спектакль провалился. Ко всему прочему, выяснилось, что рисовальщица в партере, из-за которой прима забыла слова, оказалась модисткой, которая пришла в театр скопировать фасон новомодной французской шляпки примадонны.

После шквала неприятностей Лидия Сергеевна собиралась было разувериться в счастливом рыжем цвете. Но вдруг заметила седого длинноносого человека, которого еще час назад видела в партере, правда с копной медных волос на голове. Все объяснилось просто: руководитель театра знал о «рыжей страсти» актрисы и из самых лучших чувств поместил в зал «подсадную утку» в рыжем парике. Актриса обвинила директора во всех своих неприятностях и пригрозила судом. Несмотря на несерьезный повод к судебному разбирательству, тот не пожелал окончательно испортить отношения с примой и предложил пойти на мировую. Он обязался в течение трех месяцев всех желающих рыжих пускать в театр бесплатно, а перед каждым спектаклем объявлять, что «проведение зарисовок во время спектакля без предварительного согласования с дирекцией строжайше запрещено».

Жарким летом 1899 года с одной из петербургских актрис приключилась весьма досадная история. По случаю летнего сезона она выступала на дачной сцене. И зрителями ее были отдыхавшие на дачах горожане. Госпожа Григорьева такие подмостки избрала, конечно, не от хорошей жизни — надо было хоть что-то заработать. Дачники за билет больше рубля не платили, а обычно все сводилось к 30–40 копейкам, но и это был хлеб. Желая получить хоть немного больше, задумала актриса устроить свой бенефис. По такому случаю собралась она играть Катерину в «Грозе» Островского. Григорьева и сама признавала, что в роли этой не сильна, но почему бы не потренироваться: дачники — народ непритязательный, для них и такая Катерина сойдет.

Одна была загвоздка — по соседству с театром находился кегельбан, откуда в вечернее время постоянно слышались крики разгоряченных игроков. И не раз уже случалось так, что во время самых патетических сцен из кегельбана доносились совсем не соответствующие моменту вопли, смазывавшие весь трагизм сцены. Не желая «конфуза», актриса заранее подошла к арендатору кегельбана и попросила на один вечер, когда будет бенефис, закрыть зал и игру. Безразличный к искусству делец затребовал с актрисы 15 рублей возмещения убытков. Цена была непомерной, и Григорьева отказала наглецу, сказав, что все равно к нему в этот вечер никто не придет, все будут наслаждаться ее игрой, а не грубыми забавами в его заведении.