Повседневная жизнь Монпарнаса в Великую эпоху. 1903-1930 гг.

Для полноты картины остается вспомнить оркестры, игравшие под открытым небом, и уличных певиц. Они распевали свои «хиты», а толпа дружно подхватывала припевы «Камешков», «Стансов к Манон» и других песен Дельме. Две части Монпарнаса - та, что расположена в VI округе, и другая, большей площади, XIV округа - существенно различались. На улицах Нотр-Дам-де-Шам, Вавен и даже на улице Жозеф-Бара в частных домах жили «состоятельные люди»: профессора, писатели, политические деятели и, уже тогда, многие художники - в основном представители академизма, преподаватели Школы изящных искусств и члены Института Франции. Ничто не напоминало богему, описанную Мюрже. Впрочем, Монпарнасу вообще не присущ романтический дух его героев: Шонаpa, Колина и Мюзетты. «Художники на Монпарнасе,- говаривал Аполлинер, - одеты по-американски…» Это резко подчеркивало их отличие.

На малолюдных улицах мы встретили бы чепцы монахинь, головные уборы иезуитов, шляпы с перьями дам и цилиндры мсье, кепки штукатуров, кучерские кожаные картузы… Уцелевший кусочек Парижа до реформ Османа; здесь не существовало разделения по социальному признаку. Как в XVIII веке, когда банкиры занимали благоустроенную часть дома, а какие-нибудь прядильщицы жили в каморках под лестницей, в домах Монпарнаса мирно сосуществовали буржуа и ремесленники. Нередко в богатых домах на первом этаже или в полуподвале проживал краснодеревщик, ковродел или шорник… Вся эта славная публика собиралась на воскресную мессу в Нотр-Дам-де-Шам, угрюмом храме округа, обреченном на самое банальное существование. После мессы дружная процессия устремлялась за пирогами для воскресного завтрака (слоеный пирог и вино) к Незару, самому популярному кондитеру улицы Нотр-Дам-де-Шам.

Типичный пример смешения социальных слоев являла улица Жозеф-Бара. Вдоль нее выстроились новые, внушительного вида дома из тесаного камня - тесаный камень и ворота служили главными и обязательными приметами домов буржуа, - а между ними друг к другу лепились каморки художников и теснились маленькие загородные домишки. К 1914 году в доме 3 как истинные монпарнасцы [6]жили Кислинг, Паскен, Зборовский (последний, правда, поселился здесь в 1915-м). Из дома 6 их созерцали богатые буржуа, ведущие размеренный и замкнутый образ жизни в своих просторных апартаментах, прячась от света за толстыми плетеными или двойными плюшевыми гардинами. Здесь же на первом этаже обосновался Андре Сальмон, поэт и журналист, друживший с Пикассо и Модильяни; благодаря ему установилась связь между двумя домами. Об изначальном предназначении улицы напоминало лишь бистро на углу, посещаемое кучерами и игроками в манилью. [7]

Обеспеченные люди - хочется улыбнуться при мысли о том, что они могли распорядиться своими вкладами, руководствуясь «Справочником рантье», с неподражаемой изобретательностью и полным отсутствием компетенции, составлявшимся тогда Гийомом Аполлинером, - как и мелкие служащие, писатели или художники, довольствовались более чем элементарными удобствами. Поразительно, но в домах, построенных уже после 1905 года, ванные комнаты даже не предусматривались, а имелись только туалеты. Холодная вода в кухонных кранах и газ представлялись верхом роскоши. Зимой в квартирах, где отапливалась лишь столовая, жильцы буквально дрожали от стужи. Поэтому понятно, что мытье выглядело символической процедурой. Добропорядочные граждане считали ножную ванну по воскресеньям вполне достаточной гидротерапией. Те же, кто жил в студиях, не ведали даже самого слова «комфорт». Очень часто обиталища художников в лучшем случае могли порадовать своих непривередливых жильцов фонтанчиком во дворе, куда по утрам они бегали с кувшинами. От отхожих мест исходило такое зловоние, что их ставили на порядочном расстоянии от дома, чтобы вовсе не отпугнуть постояльцев. И никто, похоже, не находил такое положение ненормальным. Шагал, живя в «Улье», уверял, что располагает всеми необходимыми удобствами, ведь в его мастерской был крытый балкон, где он мог спать или грезить о своих летающих ослах и коровах с человеческими лицами. Модильяни выделялся как явление исключительное: он ежедневно мылся в цинковом тазу, который при переездах увозил прежде своих рисунков или скульптур. Подобная чистоплотность считалась одной из странностей его характера и милостиво ему прощалась. Электричество в домах и студиях Монпарнаса стало обычным явлением лишь после 1920 года, а до 1914-го казалось вовсе недостижимой роскошью. Десятью годами раньше многие улицы между Вожирар и Плезанс еще освещались - если это можно назвать освещением - масляными фонарями. Трудно поверить, если бы не рассказы очевидцев.

Все старожилы еще помнят ночной мрак, царивший всюду, даже на бульварах. Между огнями кафе «Версаль» на площади де Рен и более скромным освещением «Клозри де Лила» на перекрестке Обсерватории все тонуло в непроглядной тьме, сеявшей тревогу в душах. Лишь изредка - то здесь, то там - сигналами маяков возникали проблески света: окна «Дома», крохотного бистро на углу бульвара Монпарнас и улицы Деламбр, улицы старьевщиков и клошаров, или ацетиленовые горелки в витринах нескольких продовольственных лавок. «Клозри де Лила» в конце улицы со своими яркими круглыми лампами и огромной, пышущей жаром печью представлялась подарком судьбы - тихой гаванью, куда устремлялся одинокий мореплаватель, думая с облегчением, что избежал неприятных встреч. По рассказам Леона Молле, выросшего здесь и ставшего правой рукой Аполлинера, за что тот «произвел его в бароны», в потемках бульвара происходили разнообразные события. В нишах ворот укрывались парочки влюбленных, свои счеты сводили старьевщики, сутенеры - конкуренты «Бюбю с Монпарнаса» - выясняли отношения на ножах… Благоразумие требовало не проявлять любопытства, а поскорее убираться оттуда. В зимний сезон буржуа VI округа с наступлением темноты забирались в свои утепленные меблированные норы, и для порядочной женщины верхом неприличия было показаться на улице после шести часов вечера.

В глубь веков

Но нет худа без добра: относительно неспокойная обстановка округа в некоторой степени оберегала размеренное течение его жизни и привлекательные черты. Свободный горизонт, широкие проспекты, сельский уклад жизни обитателей, отсутствие заводов - многие считали все это положительными сторонами Монпарнаса, и парадоксально, но факт: здесь стремились обосноваться литераторы, профессора, художники - все, кого сегодня называют людьми свободных профессий. Сразу необходимо подчеркнуть полную необоснованность легенды, приписывающей расцвет Монпарнаса заслугам художников, в частности иностранцев, приехавших сюда перед Второй мировой войной. Монпарнас в течение уже нескольких столетий посещали художники и крупнейшие писатели. Еще до Монмартра, например, в XVII веке, здесь жил Шацинт Риго, автор коронационного портрета Людовика XIV; загородный дом Риго до сих пор стоит на бульваре Монпарнас под номером 85. Не так давно вокруг этого здания, занимаемого администрацией нефтяной фирмы, развернулась настоящая кампания в целях переселения туда Дома художников, основанного фотографом Марком Во, прежде уже создавшим Музей Монпарнаса неподалеку от этого места в незанятом помещении ресторана «Сюркуф» на углу бульвара и улицы Монпарнас. В XIX веке на Монпарнас приехали очень многие художники и литераторы. Первым был Шатобриан, в 1826 году остановившийся в доме 88 на улице д'Анфер. Он подробно описал свой дом в «Замогильных записках». Почти в то же время Виктор Люго, заявлявший: «Я хочу быть Шатобрианом, или никем», жил в доме 11 на улице Нотр-Дам-де-Шам в двух шагах от критика Сент-Бева, своего холостого предприимчивого друга. В период написания «Эрнани» и «Марион Делорм» молодой Гюго любил бродить по округе, разглядывая улицы, дома, кабаре и подмечая сценки из уличной жизни. Позднее он, видимо, воскресил в памяти свои впечатления и использовал их в «Отверженных». Бальзак тоже расположился на границе района, на улице Кассини в доме 6 (на месте сегодняшнего номера 1). Дом, увы, не сохранился, но остались рисунки. Бальзак провел там всего пять лег, но за это время им были написаны «Последний из Шуанов», «Шагреневая кожа», «Физиология брака»…