Герцоги республики в эпоху переводов: Гуманитарные науки и революция понятий
Герцоги республики в эпоху переводов: Гуманитарные науки и революция понятий читать книгу онлайн
«Непредсказуемость общества», «утрата ориентиров», «кризис наук о человеке», «конец интеллектуалов», «распад гуманитарного сообщества», — так описывают современную интеллектуальную ситуацию ведущие российские и французские исследователи — герои этой книги. Науки об обществе утратили способность анализировать настоящее и предсказывать будущее. Немота интеллектуалов вызвана «забастовкой языка»: базовые понятия социальных наук, такие как «реальность» и «объективность», «демократия» и «нация», стремительно утрачивают привычный смысл. Разрастающийся кризис научной рациональности угрожает не только идентичности интеллектуалов. Он ставит под вопрос основы наших представлений о мире. В чем причины происходящей на наших глазах интеллектуальной революции? Как связана она с изменением восприятия времени в европейской культуре, начавшимся в XX столетии? — таковы главные проблемы, обсуждаемые в этой книге.
Внимание! Книга может содержать контент только для совершеннолетних. Для несовершеннолетних чтение данного контента СТРОГО ЗАПРЕЩЕНО! Если в книге присутствует наличие пропаганды ЛГБТ и другого, запрещенного контента - просьба написать на почту [email protected] для удаления материала
Пожалуй, самым оригинальным и интересным течением в исторической дисциплине советского периода были «русские „Анналы“» или «нетрадиционная медиевистика» А. Я. Гуревича, Ю. Л. Бессмертного и Л. М. Баткина. Сделав культуру своим словом-паролем, эти историки противопоставили ее идее классовой борьбы и примату экономики — двум марксистским ключам к пониманию истории. Вышедшая в 1972 г. книга Гуревича «Категории средневековой культуры» стала событием в жизни советской академии не только благодаря несомненным профессиональным достоинствам этого произведения, но и потому, что в ней был предложен альтернативный марксизму взгляд на историю. Гуревич, Баткин, Бессмертный — представители «несоветской медиевистики», как метко назвал ее Копосов, — при советском режиме были лишены возможности преподавать и не смогли сформировать собственной школы. «Несоветской медиевистикой» могла бы по праву гордиться «научная молодежь»… если бы ее научили отличать несоветскую медиевистику от советской.
Острый конфликт «интерпретаций» прошлого исторической профессии вспыхнул вокруг мемуаров Е. В. Гутновой [169] «Пережитое», посвященных советской медиевистике.
С точки зрения тех, кто являет собой живой образчик преемственности между советской и постсоветской историографией, мемуары «доктора наук, профессора, историка и историографа, педагога, главы и члена многих редколлегий, добросовестного рецензента, авторитетного представителя отечественной медиевистики» [170] заслуживают самой высокой оценки. Но у тех, кто не разделял иллюзий ни относительно советского режима, ни относительно советского исторического истеблишмента, творчество Е. В. Гутновой вызвало потребность рассказать о другой истории, которой не нашлось места в мемуарах.
«Подрастают новые поколения историков. Они получают образование и приступают к научной и педагогической деятельности в условиях, существенно иных, нежели те, в каких жили и работали и автор „Пережитого“, и автор настоящих строк. Молодые принадлежат к поколению „непоротых историков“, и этим, в частности, они весьма отличны от нас. Однако условием вступления в цех историков является знание истории этого цеха»,
— считает А. Я. Гуревич [171].
По мнению А. Я. Гуревича, история истории предстает в мемуарах Е. В. Гутновой искаженной. Гуревич напоминает, что своими научными регалиями советского времени Е. В. Гутнова была не в последнюю очередь обязана тому, что она принимала активное участие в травле «несоветских» медиевистов. Организаторы этой травли — Данилов и Сидорова, близкие друзья мемуаристки, — предстают в рассказе Е. В. Гутновой обаятельными людьми. Не забудем, что официальная медиевистика, которую возглавили эти «обаятельные люди», выросла и окрепла в ходе борьбы с «безродным космополитизмом» — первой открытой антисемитской кампании Советского государства, жертвами которой стали выдающиеся историки.
С точки зрения А. Я. Гуревича, мемуары, в которых не упомянуты имена О. А. Добиаш-Рождественской, А. Д. Люблинской, Л. П. Карсавина, М. М. Бахтина, искажают представление о судьбе медиевистики в России. Между тем их автор в течение долгого времени читала курсы по историографии и, естественно, имела широкие возможности влиять на представления научной молодежи.
Почему по прошествии стольких лет Гуревичу приходится так подробно описывать важные события, наложившие неизгладимый отпечаток на развитие историографии? Причина в том, что факты, которые, казалось бы, должны были быть общеизвестны, не имеют шансов дойти до молодых историков, ибо каналы передачи профессиональной памяти, альтернативной советской, блокированы остающимися на посту наследниками советских выдвиженцев.
Конфликт профессиональных памятей не ограничивается несовместимыми версиями профессиональной истории. В нем отражается противоположное восприятие советского прошлого. Для Гуревича — это чувство причастности и ответственности. Напротив, в «Пережитом» Гутнова и ее друзья — советские аппаратчики — предстают «жертвами тоталитаризма», неведения и самообмана [172]. Эту позицию Гуревич оценивает так:
«Но когда я слышу и от Е. В. Гутновой и от кое-кого из знакомых, что у них глаза открылись не ранее 1956 г., либо в 68-м, либо еще позже, то я дивлюсь не только их интеллектуальной невинности, но и тому упорству, с каким они не хотели взглянуть в лицо действительности, и увидеть те бесчисленные и неоспоримые факты, которые давно уже сложились в связную картину у тех, кто решался мыслить, не боясь раздвоенности» [173].
Клиотерапия, или «Ловушка для молодых умов»
Стоит особо подчеркнуть нормальность российского исторического процесса. Россия — не ехидна в ряду европейских народов, а нормальная страна, в истории которой трагедий, драм и противоречий нисколько не меньше, чем в истории любого другого европейского государства.
Битва за память профессий — часть сражения за то, как следует понимать историю России, какой она должна выглядеть под пером историка. Основная линия рассуждений коллег, предлагающих отмыть до белых пятен черные страницы российской истории, крайне сходна с позицией немецких «нормализаторов» истории, попытавшихся гармонично вписать нацизм в «нормальный ход исторического развития».
В нескольких словах напомним читателю об обстоятельствах знаменитой битвы за прошлое, разыгравшейся в Германии 1980-х гг.
Известные в историографии под названием «спора историков», эти дебаты, очень скоро вышедшие за пределы профессиональной общины и ставшие достоянием широкой публики, были спровоцированы работами известного исследователя Второй мировой войны Эрнста Нольте [175]. Нольте впервые предпринял попытку релятивизировать фашизм, сравнив его с другими мрачными страницами истории XX в. Он попытался доказать, что немецкий фашизм был ответом на красную угрозу, спровоцированным агрессивными действиями СССР. В частности, концлагеря были заимствованы Гитлером из Советской России. Более того, с точки зрения Нольте, геноцид против еврейского народа не являлся уникальным преступлением против человечества, но был лишь частным случаем в череде других геноцидов, таких, как коммунистические режимы в России и Китае или движение красных кхмеров в Камбодже. В целом и фашизм, и коммунизм представляются Нольте весьма сходными направлениями единого процесса модернизации, который принял в Германии и в России крайние формы.
Тезисы Нольте были поддержаны и другими немецкими историками: в момент, когда забрезжила надежда на объединение Германии, они призвали своих соотечественников оставить прошлое в прошлом ради настоящего — ради необходимости трудиться во имя будущего немецкого народа. Бесплодные воспоминания о трагическом минувшем способны только парализовать народ, лишить его позитивной национальной идентичности.
Но подлинный размах «спор историков» приобрел в тот момент, когда в него вмешался философ. Юрген Хабермас на страницах прессы высказался против тезисов Нольте и его сторонников. Его критика исходила из представления, что нацизм, являясь беспрецедентным преступлением в истории человечества, не может быть релятивизирован, а все попытки сделать это неизбежно должны будут привести к опасным искажениям в представлениях современных немцев о себе и о своей истории.
Как и немецкие историки, попытавшиеся изготовить «удобное прошлое» для современных немцев, российские клиотерапевты призывают перестать рисовать российское и советское прошлое в мрачных тонах, чтобы уберечь «русских» от «общенационального комплекса неполноценности» и прекратить «несправедливо унижать наше национальное достоинство» [176]. Клиотерапия призвана вылечить российское общество от «неприятных воспоминаний», помочь нашим соотечественникам увидеть свою историю — например, ГУЛАГ — как часть «нормального исторического процесса». По мнению клиотерапевтов, историкам предстоит вернуться к тому изначальному призванию, с которым социальные науки вступили в жизнь доброе столетие назад, а именно заняться врачеванием общественных недугов:
