Эмоциональный букварь от Ах до ай-яй-Яй

— Как же ты про нас-то не подумал? — рассердилась Даша, видя, что брат совсем не испуган и не переживает своё самостоятельное путешествие по картинам.

— Я думал, но ведь вы должны же были найти меня в этой картине, — уверенно заявил мальчик.

— А ты нас видел оттуда? — задала Даша давно мучивший её вопрос.

— Нет, конечно. Ты что, совсем? Знаешь, сколько там пару было? Только поэтому тётя меня не узнала, она думала, что там сидит всё тот же её мальчик.

От Миши слегка пахло мылом и стираным бельём.

…Даша вдруг что-то вспомнила и подошла к окну. За ним широко распахнулось небо, звёзды смотрели на землю и как будто удивлялись, что люди так редко поднимают к ним глаза.

— Они оказывается дрожат, — сказала Даша, и все поняли, что она говорит о звёздах. — И мне кажется, что я слышу очень далёкую музыку сверху, и что всё это — Тишина.

— Музыка… тишина, — передразнил Миша, но он чувствовал что-то очень похожее, но никак не поддающееся словам.

— Натали, а ты слышишь музыку звёзд? — спросила, оглянувшись, Даша, но Натали в комнате и в этом веке не было. А в постели Даши как всегда «спала» кукла Натали.

О вхождении в мир искусства

(эмоциональный практикум для взрослых)

Мы уже беседовали о том, как важно и необходимо приобщать детей к культурным ценностям и высшим среди них — произведениям искусства.

Здесь же мы немного поговорим о том, что общение с детьми, которое вводило бы ребёнка в мир искусства, всё-таки следует окружать соответствующей эмоциональной обстановкой. Мы недаром посвятили предшествующую главу такой удивительной способности, как умение слушать тишину, т. е. почувствовать себя в единстве со всем окружающим, которое вмещает ваша душа, чутко улавливающем, как «звезда с звездою говорит».

Очень важно уметь услышать эту Тишину внутри себя, понять, что это отнюдь не немота, а именно Тишина, отделение своей души от всего суетного, мелкого (но только в эти моменты, а не постоянно, потому что, как известно, хотим мы этого или не хотим, а из мелочей тоже состоит жизнь).

Желательно создать такую среду, которая поддерживала бы ваше настроение, передавала бы его ребёнку. Это может быть и небольшой уголок в комнате — на ковре, в кресле или на диване, с локальным мягким освещением. Ребёнок, сидящий рядом с вами, может быть, прижавшись к вам, будет в более тесном контакте переживать всё, что вы будете рассматривать, слушать, читать, в унисон с вами. Такие минуты запоминаются на всю жизнь, и очень много дают и ребёнку, и взрослому. Взрослый вдруг обращает внимание с помощью ребёнка на то, к чему уже привыкли его глаза и уши; у ребёнка — это один из источников зарождения и развития его потребности в высших сферах духовности, постоянного высвечивания своей души светильником Искусства и Культуры. Они в самой большой степени способствуют тому, что эмоции, чувства человека приобретают высшие гуманные формы, а не заземляются на инстинктах.

КАК НЕСМЕЯНИЯ ОБЪЕДИНИЛАСЬ С ХОХОТАНИЕЙ

…Утром Даша нарушила тишину, которую уже успела полюбить, страшным рёвом… Пропала её любимая драгоценная кукла Натали. Сначала она её долго искала, но в какой-то миг, когда у неё уже слёзы иссякли, а новые потоки только-только накапливались в глазах, именно в этот миг она увидела весёлую усмешку брата. Миша ходил и посмеивался. А когда Даше уже не хватило слёз, он начал хохотать, держась за живот. И у него даже появились слёзы, которых как раз не хватило Даше.

Даша сразу всё поняла: Мишка спрятал! Стало немного легче — ведь Натали где-то здесь. Но, с другой стороны, вспыхнула обида на брата. Он видел, как она плачет, как страдает, и только веселился. Обида влила в девочку новые силы и новый поток слёз, сопровождаемый горьким плачем, потряс стены и потолок квартиры. Мише стало ещё веселее.

А рёв Даши уже приобрёл полную определённость — это был плач-угроза, плач-обвинение, он призывал взрослых немедленно вмешаться в события.

И взрослые, конечно, появились: все и сразу. Миша тут же притушил своё веселье и отошёл подальше от сестры.

— Что случилось? — грозно спросил папа, и по расстановке участников драмы и по выражению лиц, многое понял.

Даша захлёбывалась слезами и, кроме: «Мишка… Мишка… Натали», ничего не могла объяснить.

Миша выскользнул из комнаты и через несколько секунд вернулся с куклой в руках.

— Может быть, ты это ищешь? — каким-то противным голосом спросил он у Даши.

Даша рывком прижала куклу к себе и, отвернувшись ото всех, теперь уже заплакала беззвучно и очень горько. Миша почувствовал, что это — совсем другой плач: плач не для других, чтобы они выручили, помогли, а свой собственный — ни для кого!

Мише теперь было очень жалко сестру. Казалось, на его лице застыла забытая улыбка, потому что внутренне он уже вовсе не смеялся, а готов был сам заплакать вместе с Дашей, пожалеть её, попросить прощения. Но тут мама начала возмущаться:

— Как ты мог?! Это жестоко! Это же издевательство! Ты что, не понимаешь?

Миша, сам не понимая, зачем он это делает, крикнул в сторону сестры:

— Рёва-корова, у-у-у, — и выскочил из комнаты. Самого его душили слёзы, но чтобы не дать им прорваться на волю, он и обозвал сестру рёвой.

Расстроенные взрослые разошлись по своим делам. Даша успокоилась, но Миша ещё долго не находил себе места.

…К вечеру брат с сестрой помирились. Они сидели рядышком на скамеечке и ждали появления Натали. Даша держала на коленях куклу. И вот кукла, наконец, исчезла — это был верный признак, что сейчас появится прекрасная девочка. Но Натали почему-то не появлялась…

Дети уже стали тревожиться, но тут услышали нежный голосок Натали:

— Встаньте, закройте глаза и сделайте один шаг вправо и два шага влево. Дети так и сделали, только Даша всё перепутала, и с закрытыми глазами сделала два шага влево, а потом один вправо.

Так Даша очутилась в Несмеянии, а Миша тем временем совсем в другой стране — Хохотании. А где же Натали? Пока не ясно.

Даша огляделась вокруг — все были очень печальны. Каждый держал под рукой платок: одни всхлипывали, другие рыдали, третьи вытирали слёзы. Даша заметила девочку, которая старательно всхлипывала, даже немного с подвывом, но глаза у неё были весёлые. Даша уже научилась всматриваться в лица и понимать настроение.

Даша подошла к девочке с весёлыми глазами и вежливо поздоровалась с ней.

— Здравствуй, чужеземка, — ответила девочка. — Пойдём ко мне. Тебе нельзя находиться на улице. Ты слишком весёлая. Меня зовут Уанна. Можно Уаша.

— А чего это здесь все ревут? — спросила Даша дома у Уаши. — Я вообще-то тоже умею хорошо реветь.

И Даша улыбнулась, вспомнив утро.

— Понимаешь, — начала свой рассказ Уаша, — когда-то в давние времена мы жили все вместе в одном королевстве. И у Короля с Королевой родилась дочь. Её назвали Яной. В день рождения Яны, даже в тот же час на крыльцо королевского дворца подбросили крошечного мальчика. На его головке, прямо на чепчике была прикреплена маленькая корона. Мальчик лежал на ступеньках в кружевных пелёнках и улыбался беззубым ртом.

Стражники увидели корону и немедленно отнесли мальчика во дворец Королю. Король посоветовался с Королевой, и малыш остался во дворце и стал их сыном, принцем. Назвали его Ян.

Яна росла очень доброй девочкой, но часто плакала, потому что всех жалела: и маленькую мушку, кончившую жизнь на липкой ленте, и бездомную собаку или кошку, и детей, которые не знали праздников. Всех жалела Яна, и глаза её почти не просыхали.

— А Ян? — Даше нетерпелось всё поскорее узнать.

— Ян рос очень умным мальчиком, и раньше всех кончил школу и королевский университет. Маленький он был очень весёлый, часто заразительно смеялся и все его очень любили. Когда он вырос, он продолжал смеяться, но только уже над глупостью, над бедностью, над всем и над всеми. Его смеха стали бояться. Над Яной он тоже смеялся и ещё с детства называл её Несмеяной. Так она и стала принцессой Несмеяной. А Яна называла названого брата не Ян, а Смеян. Он тоже так и остался принцем Смеяном.