Древняя Русь: наследие в слове. Мир человека

«Ближики» всегда свои, мои, наши, они никогда не могут быть «чужими». Ближний, как более общее название, может употребляться и при обозначении более отдаленных отношений, во всяком случае, при противопоставлении дальним: «Яко и ближнии мои стыдяться мною, яко же чюжь быхъ», – говорит Кирилл Туровский (Кирил. Тур., с. 37-38); также и Господь озаряет «своею благостью далнимъ же и ближнимъ» (Жит. Авр. Смол., с. 17), и т. д. Нет еще четкой разницы между близким и ближним, но уже ясно, что вместо прежнего различающего их признака по родству, по искренности приходит признак новый – размещение в пространстве, по месту: кто ближе к тебе, тот и близок. «И събравъ дружину свою, близкы» (Флавий, с. 216) – с полным правом переводчик уточняет здесь понятие о дружине, упоминая о самых близких предводителю людях. Счастье подобно стрелку, – говорит переводчик афоризмов «Пчелы», — иногда попадает в нас, иногда же – в ближайшего соседа («овогда же на прилежащая ближняя», с. 177). Хорошо известны слова киевского князя Святослава, который разгневался на Всеволода Большое Гнездо: «Кто ми ближни – тотъ добръ!» (Ипат. лет., с. 216, 1180 г.) – только тот и хорош, кто близок.

Такое расширительное представление о близости отношения, а не родства развивалось и дальше: «Възлюби ближняго своего, яко и самъ сяҍне иже есть по роду ближнии, нъ всякого живущаго въ вҍрҍ христовҍ» (Прол. поуч., с. 24). Ближний – это тот, кто «сидит ближе всех и к хозяину, и к владыке» (Есфирь, гл. I, ст. 14).

Общее движение значений слова ближний легко проследить по текстам (см.: СлРЯ ХІ–ХѴІI вв., вып. 1, с. 239): сначала это близкий родственник по крови (в договоре Игоря), затем любой родственник, в том числе и «свой» (так уже у Даниила Заточника, XII в.), наконец, это также и сосед, и единоверец (примеры после XIV в.), и даже приближенный (ближние бояре московских государей – с XVI в.).

Различие между близким и ближним понимают уже в XIII в. В переводах этого времени на Руси различают «близоков» – близких и «ближних» – друзей: «Чадо, древо с плъдомъ прегнеся с твердостию своею, тако въ красҍ пребываеть, тако же и съ ближними своими и другъ со другом своимь. Тако же суть, яко левъ въ твердости свои страшенъ есть, тако и мужь въ близоцҍхъ своихъ честенъ есть. Иже родомъ скуденъ есть и детми и близоки, то предъ врагы своими хуленъ есть и подобенъ есть древу, стоящю при пути,яко вси мимоходящеи сҍкуть е» (Пов. Акир., с. 250); и особенно худо «тязатися со ближнимь своимь», ибо «уне [лучше] есть другъ, иже близъ тебе живетъ, негли [чем] ближьший, иже далече пребываеть» (с. 254). Близокъ –то же, что ближьший (самый близкий, очевидно, родной, хотя он и может находиться вдали), другъ или ближний – тот, кто живет близ тебя. На рубеже XIV и XV вв. появляется книжное слово ближники – искусственная попытка соединить в общем именовании родичей («ближика» и «близок») и соседей («ближние»). Сама форма выдает вторичность слова, оно образовано от прилагательного ближний. «Оставль род свой и вся ближникы и ужики, дом же и отечьство» (Жит. Сергия, с. 302), – говорит Епифаний Премудрый в обобщенно-отвлеченном смысле, соединяя в одной фразе и древние формулы, и новые слова «родового значения». По-видимому, с XV в. слово ближний обозначает не обязательно родственника, а ближика окончательно сменяется словом близкий.

На первый взгляд никакой разницы в такой замене нет: корень у слов один и тот же. Но это не так, в языке ничего случайного не бывает, в нем даже незначительное изменение формы выдает изменение значения. Близкий – прилагательное качественное, ближний – относительное. Близкий может быть и ближе и дальше, но он всегда твой родич, ближний – всегда в стороне. Близкие все вместе: один за одного и все за всех; к ближнему каждый из близких относится уже отдельно, каждый в свое время и по своему делу, это отношение индивидуально и однократно.

Мысли и чувства нашего предка долго кружились вокруг понятий и представлений об отношении к другому человеку. Как продолжительно и старательно ни перебирал он слова со всеми подобными значениями, какие влияния ни испытывал со стороны ли общественной и семейной жизни своей, со стороны ли византийской и христианской культуры, вообще – со стороны, но и в современном русском языке остались все-таки определенные по смыслу слова, отражающие многовековый культурный опыт, всем понятные и знакомые: ближний и близкий, еще и искренний, и сердобольный, и родной. Были они когда-то именами существительными, и в таких определениях видели суть человека; стали они теперь прилагательными, которые выражают признаки, хоть и важные. но для современного человека далеко не единственные.

В «Повести временных лет» слово дружина встречается 97 раз, другой – 85 раз, а другъ – всего 4 раза, и такое редкое использование важного слова кажется странным. Из четырех употреблений слова другъ два нам не интересны, потому что в одном случае это цитата из Писания (Лавр. лет., с. 68 под 1078 г.: «положить душю свою за другы своя»), в другом – простая замена слова братъ у монахов (Лавр. лет., с. 70, 1091 г.); таково значение слова другъ в «монашеском общении».

А вот другие, самые ранние употребления слова в «Повести» представляют большой интерес. В 968 г. печенеги впервые пришли на Русь и в отсутствие князя Святослава (он воевал в Болгарии) осадили Киев, в котором находилась мать Святослава, княгиня Ольга, и его дети. Юный отрок хитростью пробрался через вражеские заставы к дружине, которую возглавлял воевода Претич, и вражеский замысел был сорван: пришла дружина к Киеву. «И рече князь печенежьский къ Прҍтичю: – “Буди ми другъ”. – Онъ же рече: – “Тако створю”, и подаста руку межю собою, и въдасть печенҍжьский князь Прътичю конь, саблю, стрҍлы, онъ же дасть ему бронҍ, шить, мечь – и отступиша печенҍзи от града!» (Лавр. лет., с. 20). Здесь описывается распространенный обычай побратимства – акт дружелюбия и взаимной верности, потому что, по понятиям старого родового быта, в дружбе все равны, в ней нет подчинения младшего старшему. Подав друг другу руки, обменявшись воинскими дарами, совершив и другие ритуальные действия, бывшие враги становятся друзьями. Друг – тот же близкий, но не по крови и не по свойству. Друзей объединяет нечто более важное: друзья – это соратники и спутники, которые в бою и в пути всегда вместе.

Высказано предположение, что именно «враг, тот самый с кем сражаются, может на время стать другом, phílos, в силу соглашения, заключенного в соответствии с обрядами и с принятием священных обязательств» (Бенвенист, 1974, с. 369). Враг и друг – противоположности отвлеченные, в отношении к отдельному человеку выражение враждебности и дружбы может постоянно меняться. Именно такими и были отношения восточных славян с южными кочевниками – печенегами и половцами, и «Слово о полку Игореве» донесло до нас неоднозначность этих отношений, которые можно объединить формулой «друг – враг» (Робинсон, 1980, с. 233).

В древнерусских текстах друг всегда противопоставлен врагу, неприятелю, супротивнику: «Ты бо не врагы предаеши иноплеменником, но другы» (Пчела, с. 117). Друга упоминают в ряду самых близких для человека людей: «мнозихъ другъ и ближьнихъ» (Устав Студ., с. 342), «множество друговъ и рядникъ» (Жит. Стеф. Перм., с. 97), «състрадальникъ и другъ» (Жит. Феод. Студ., с. 156); выражение «братья мои и други мои» встречается в русских летописях с XIII в. очень часто, а еще раньше – в «Печерском патерике», составленном в самом начале XIII в. Другъ (и друзи) – слово, которое обычно употребляется с притяжательным местоимением: другу – своему, моему, нашему, вашему и т. д., «сътворите собҍ другы» (Патерик, с. 85); таким образом, друг не может быть обезличен, он крепко связан с определенным лицом, в своих отношениях друзья зависят один от другого. Дружба – это не качество, а отношение. «Дружество» переходит иногда по наследству, так что в княжеских грамотах с XIV в. нередки оговорки типа: «А хто будеть другъ мни и моимъ дҍтемъ, то и тебҍ другъ» (Срезневский, т. 1, стб. 727).