Пассионарная Россия

В свое время К. Маркс заметил, что один общественный строй отличается от другого не тем, что он производит, а тем, как он производит. Да, были гнилые подметки сапог в русско-японскую и русско-германскую войны, было, возможно, гнилое мясо на «Потемкине». Мздоимство бюрократов и воровство нарядчиков на Руси не было связано с каким-то одним общественным строем. В массе же третье сословие XIX – начала XX в. дорожило своим словом и именем. И товары производило отличного качества в соответствии с объективными экономическими законами.

Мы со школьных лет привыкли на слово верить русской литературе, доверяя ее политическим оценкам и «сословным характеристикам». В результате у нескольких поколений россиян, получивших представление о третьем сословии на основе литературных произведений XIX – начала XX в., составилось впечатление о России купцов и предпринимателей как о России «темного царства».

Темные стороны были у каждого российского сословия. Попытаемся сегодня восстановить светлые стороны нашей дореволюционной жизни. Нужно признать, что легенда о бесчестности российских купцов родилась давно. В наших очерках мы упоминали воспоминания о России времен Московского царства путешественников и дипломатов С. Герберштейна и А. Олеария. Преимущественно на основе анализа их записок как исторических источников строили свои концепции и такие известные дореволюционные историки, как Ключевский и Костомаров, отмечавшие и то, что сами иностранцы были небезгрешны, и что торговые нравы XVII в. в Европе допускали плутовство в торговле, и что в деятельности русских купцов всегда присутствовал элемент игры. Здесь важно обратить внимание на факт: в контексте истории российские купцы действовали в общих традициях. Так что с определенным допуском следует, вероятно, читать обвинения российских торговцев в плутовстве в книгах иностранных «гостей» – Барберино, побывавшего в России в 1565 г.; Нецгебауэра, бывшего здесь в годы Смуты; Петрея, оставившего описание Московии времен Самозванца; Рейтенфельса и Кильбургера; посла Священной Римской империи Майерберга в период царствования Алексея Михайловича; Фонтена де Пиля, посетившего Россию при Екатерине II. Полезно вспомнить в этой связи заметку о купечестве Посошкова (эпоха Петра I): «Купечество в ничтожность повергать не надобно, понеже без купечества ни каковое, не токмо великое, но ни малое царство стояти не может. Купечество и воинству товарищ, воинство воюет, а купечество помогает и всякие потребности им уготовляет». Впрочем, необходимость существования российского купечества признавали ведь и иностранцы-путешественники, однако ж оставались долгие столетия неизменно недовольными российскими торговцами и предпринимателями, может быть, потому, что те, несмотря на свою малую грамотность, не поддавались на уловки образованных иноземных купцов? Особенно досталось русскому купечеству в книге Мэкензи Уоллеса «Россия», появившейся в 70-х гг. XIX века. Этот английский журналист долго пробыл в России и нарисовал достаточно непривлекательный ее портрет. «Двумя большими недостатками в характере русских купцов, – писал он, – согласно общему мнению, являются их невежество и бесчестность». Книга вызвала множество протестов в России. Однако показательно, что в ежегоднике газеты «Тайме», посвященном России и вышедшем в конце первой мировой войны, статья того же Уоллеса была написана совсем в других тонах. Так что же, изменилась ориентация, информированность автора или ситуация в России в сфере нравственности третьего сословия? Вероятно, и то и другое.

«Если бы торговое сословие и в прежней Московии, и в недавней России, – в годы пребывания в ней Мэкензи Уоллеса, – было бы на самом деле сборищем плутов и мошенников, не имеющих ни чести, ни совести, то как объяснить те огромные успехи, которые сопровождали развитие русского народного хозяйства и поднятие производительных сил в стране? – справедливо задается вопросом один из наиболее интересных исследователей истории третьего сословия на Руси П. А. Бурышкин в книге «Москва купеческая». – Русская промышленность создавалась не казенными усилиями и, за редкими исключениями, не руками лиц дворянского сословия. Русские фабрики были построены и оборудованы русским купечеством. Промышленность в России вышла из торговли. Нельзя строить здоровое дело на нездоровом основании. И если результаты говорят сами за себя, торговое сословие было в своей массе здоровым, а не таким порочным, как его представляли легенды иностранных путешественников»…

К книге П. А, Бурышкина читателю стоит обратиться вне зависимости, интересуется ли он историей третьего сословия или нет, ибо это книга вообще о России XIX в., воссоздающая, что называется, «аромат эпохи». Автор, родившийся в России, а умерший в Париже, был до октября 1917 г. известным промышленником, членом редсовета газеты, издаваемой П. П. Рябушинским, – «Утро России», товарищем (по-нынешнему заместителем) московского городского головы. Это дало ему возможность написать краткую и увлекательную историю купечества российского, но прежде всего – московского. Интересна книга и тем, что в ней воссоздана история 38 известнейших купеческих родов Москвы, в том числе упоминаемых в наших очерках родов Бахрушиных, Алексеевых, Морозовых, Мамонтовых и других.

Книга П. Бурышкина будет полезной читателю и в том случае, если он решит составить свое представление о российском третьем сословии на основе произведений российских писателей XIX в. – в этом случае очерки Павла Афанасьевича позволят как бы корректировать информацию, заложенную в художественных произведениях. Ведь действительно, при желании, нередко на основе лишь семейной (и уж наверняка – публичной) библиотеки любознательный читатель может обратиться за информацией о русских купцах и предпринимателях к произведениям А. Н. Островского, M. Е. Салтыкова-Щедрина, Н. В. Гоголя и др.

Сколько, например, крылатых выражений, ставших пословицами, о купцах предлагают пьесы А. Н. Островского! Прямо скажем, не везло купцам и предпринимателям на доброе слово у русских писателей. В известной в свое время пьесе П. А. Плавилыщикова московский купец Харитон Авдулавин – жулик и обманщик. Обманщиком предстает купец и в одноименной басне И. А. Крылова, где были такие строчки: «Почти у всех во всем один расчет: кого кто лучше подведет и кто кого хитрей обманет». Явно не жаловал купцов и Н. В. Гоголь. В его «Женитьбе» гостинодворец А. Д. Стариков – самая бледная фигура. В «Ревизоре» купцы – «протобестии» и «надувалы», говоря словами городничего, и, похоже, автор со своим «антигероем» согласен. У Н. А. Некрасова в «Кому на Руси жить хорошо» купцы также выглядят весьма непривлекательно: «лабазник, толстый, присядистый, красный как медь», «купчина толстопузый» и т. д. Особенно достается купцам в пьесах А. Н. Островского. Уже в ранних его произведениях – «Свои люди – сочтемся» (1850 г.) и «Гроза» (I860 г.) – купеческий быт изображен необычайно неприглядно, что и вызвало их столь восторженную оценку Н. А. Добролюбова, видевшего в русском купечестве лишь самодурство, невежество, тупость, «гниль и сырость»… Недаром и свою знаменитую статью, опубликованную в «Современнике» и посвященную «Грозе», он назвал «Луч света в темном царстве». Статьи Добролюбова сослужили печальную роль в создании – в представлении российской читающей публики – отрицательного стереотипа российского купца. Однако уже тогда сложилось и иное направление в русской критике, представители которого, например, Аполлон Григорьев, указывали на всю фальшь приемов либеральной критики, усмотревшей юмор сатирика там, где был просто реализм, правда. «Свои люди – сочтемся» – картина общества, отражение целого мира. И ведь примечательно: читательское внимание, симпатия проявляются в большей степени к тому, кого Добролюбов называет «самодуром», а не к тому, кто выступает в пьесе «протестантом». И в «Не в свои сани не садись» симпатии автора, вне сомнений, на стороне представителей «темного царства». Постепенно, к чести русской дореволюционной критики и истории русской литературы (чего не скажешь о критике послереволюционной), победило именно это направление, тенденция рассматривать, скажем, творчество А. Н. Островского как творчество не обличителя-сатирика, а беспристрастного бытописателя.