Колесница Джагарнаута

Когда бывает выгода, человек делает себя ее рабом. Политические сложности в мире, ужасные перемены в Иране, надвигающаяся угроза коричневого нашествия вывели владетеля Баге Багу из равновесия. Он ненавидел Советский Союз, часто сознавая, что он, Али Алескер, похож на муху, дразнящую слона. Он ненавидел ингризов, но дружил с британцами из консульства, так как трепетал перед могуществом Британской империи. Он здесь тоже чувствовал себя мухой, но такой, щекотание крылышек которой заставляет льва хихикать. Али Алескер ненавидел и презирал тегеранское правительство, но оно давало ему жить и богатеть. Тут Али Алескер порой достаточно назойливо позволял себе жирной мухой жужжать над ухом самого шаха. Чувствуя себя маленьким шахом Юго-Восточного Ирана, господин феодал и помещик делал у себя в Баге Багу что угодно и как угодно. Он не знал узды своим страстям и вожделениям, упиваясь властью богатства.

Но "считай свое счастье антилопой, убегающей от людей". Все изменилось. Появились гитлеровцы. Надо было что-то решать. И немедленно. На кого ставить - на британцев, на аллемани, на русских... Да, да... Али Алескер жаждал гибели Советской России, но не очень-то верил в победу Гитлера.

Смятение Али Алескера выхлестывало из берегов души. Он искал советов, и советники окружали его: полковник Крейзе, фашистский генерал фон Клюгге, оберштурмбаннфюрер Бай Мирза, консул Хамбер, шахиншахский толстяк чиновник, видные, почтенные таксыры из "Мелли иттихад", полномочный представитель и посланник эмира бухарского Алим Хана господин Мирбазаров... Мало ли еще кто... Но...

Всякого, у кого проводником ворон,

Ждет долина несчастий.

И как-то услышав из уст, увы, ныне покойного мажордома это двустишие поэта Амина Бузари, растерявшейся помещик немедля послал мажордома пригласить Сахиба Джеляла в Баге Багу, послал за смертью... Ибо не приехал бы Сахиб Джелял в Баге Багу, не сопровождали бы его дикие кровожадные белуджи... не заруби они напавших на русского командира нацистских офицеров, не пришлось бы мажордому протыкать себе тростинкой вены на шее.

Хороший был мажордом и хорошие давал советы. И нет его. Очень пусто, очень скучно без умного человека. Наверное, он посоветовал бы: "Наблюдая за врагом, точи кинжал!"

Враг или друг Сахиб Джелял?

Вид у него дружеский, но слова, слетающие с его уст, не слишком дружелюбны:

- От человека взбешенного, особенно если к неукротимым страстям прибавится безрассудство и отчаяние, не жди мудрых решений. Но у вас, господин Али Алескер, есть еще что взвесить на весах рассудка. Вы принадлежите к сословию торговцев. Если вам удается выторговать две пригоршни динаров, вы жаждете три. Такова природа торгашества. Вы способны, и это сами знаете, продавать Коран даже его творцу - пророку Мухаммеду. Но когда лев стареет, он стережет норку мыши. Лев Хорасана, господин Али Алескер, вздумал ловить мышей.

Темными пятнами пошли отвислые щеки помещика, губы уподобились двум сливам, синим, мертвым. Разговор принимал все более неприятный оборот.

- Попробуем разложить фишки на суфе расчета. - Сахиб Джелял взял блюдечки и начал их расставлять на столике. - Вот эта фишка - Британия. Что делать, Британия уже сотни лет грабит красавицу Персию. А вот эта фишка - Россия. Все, что Россия построила в Иране, она, став советской, отдала Ирану безвозмездно. Третья фишка - Германия. Гитлер, разинув пасть, надвигается, чтобы проглотить вас, персов, вместе с тем, что оставили вам, как милостыню нищему, господа британцы, и с тем, что вам великодушно даровал Ленин после революции в России. Жаль, если Иран затянет удавку у себя на шее. А вы, сын своего отечества, поможете тянуть кончики шелкового шнурка. Что ж, натяните тетиву лука, о вы, персы, пустите отравленную стрелу в сердце родины и прервите ее дорогую жизнь! В глубине своих черных сердец упивайтесь торжеством фашизма и мучительной, медленной смертью Персии.

- Так... Значит, вы считаете, что русского... сардара нельзя тронуть. Но что станется с моим драгоценным рубином - Баге Багу? Советский офицер все узнал... Слишком много узнал: и о прилете инспекторов, и обо всяких каравансарайщиках и таможенниках, и об аллемани, и о тайных складах, и о гостиницах. Разве русский будет молчать?

Сахиб Джелял воздел глаза к потолку.

- Скряга бесстыден, низок, ибо он лишь сторожевой пес своего имущества. Я вижу, вы способны подмечать трудности, но беспомощны, когда их надо устранить.

- Какое мрачное недоверие и презрение! Разве я заслужил подобное? Я только советуюсь.

- Вот что, господин Али Алескер. На рассвете мы с супругой покидаем Баге Багу. Мы и так с нашей супругой проделали восемь - десять фарсахов изнурительного пути по пустыне. Не слишком ли много для одного совета?

- Умоляю! Вы один можете дать мне совет. Вы единственный в Иране, кто может беспристрастно оценить обстановку. Цена вашего совета весит мешок золота.

- Видите, вы не можете без торгашества. Мои советы не продаются. Я не поверенный. Но я убедился в одном. У вас в Баге Багу туман и мрак. От гнилых дров много дыму. Многое мне отныне стало понятно... Не смотрите на меня с такой ненавистью, Али Алескер. Мы еще не враги. И для меня ясно одно. Перемены в Иране породят другую, новую чуму. Была английская чума, придет гитлеровская, коричневая, и вызовет войну и разорение... ужасную войну, и потому... я вмешиваюсь в вашу каверзную, подлую игру. "Если я умру, то с добрым именем, а доброе имя необходимо мне, как телу смерть, а душе слова". Так говаривал благородный поэт Амин Бухари, которого почитал ваш злосчастный хитрец мажордом. Так скажу и я, хотя не собираюсь умирать, хотя здесь, по вашему драгоценному рубину, смерть ползает безносой гадиной с кривым серпом и собирает обильную жатву. Эх, господин Али Алескер, вы затеяли большую игру, но вы ошибаетесь, если вообразили, что выигрыш ваш. Кто видел, чтобы шип выиграл у розы? Кто видел, чтобы золотая солома потушила луч солнца?

Али Алескер шлепнулся на подушку. Он весь дрожал и трясся. Он приблизил свое воспаленное лицо к лицу Сахиба Джеляла и сдавленным голосом проговорил:

- Вы... вы злоупотребляете моим гостеприимством, господин мудрец!

Неслыханно! Хозяин дома угрожал гостю! Али Алескер открылся Сахибу Джелялу весь "со всеми своими кишками и печенками". Маленький, толстенький, с пухлым детским личиком, он казался комичным рядом с величественным Сахибом Джелялом.

- О! - проговорил Сахиб Джелял... - Каждый птенчик, вывалившийся из гнезда, воображает себя слетевшим с седьмого неба... архангелом Михаилом. И сокол летает, и муха летает...

Он хлопнул в ладоши, и в комнате очутился Аббас Кули в своем воинственном облачении - в черной, ладно сидевшей на нем чухе, с перекрещенными на груди пулеметными лентами, с винчестером в руках.

Али Алескер медленно сполз с груды подушек.

- Что ж, господин Али Алескер, кто гоняется за фазаном в степи, остается без курицы дома, - проговорил Сахиб Джелял.

- Пожалуйте, дорогой, - словно ничего и не произошло, воскликнул помещик. - Дорогой Аббас Кули, ужин ждет вас, кофе горячий.

Он словно и не замечал, что сапоги воинственного контрабандиста, подбитые грубыми гвоздями, топчут шелковистый ворс ковров и вспарывают грубыми каблуками бархатную покрышку одеял.

Но и Аббас Кули ни единым словом, ни единым жестом не показал, что ворвался в Бархатную гостиную с воинственными намерениями, готовый к самым решительным действиям. Он, не прячась, поставил затвор винчестера на предохранитель, положил оружие рядом с собой и принялся за угощение. Аббас Кули и в прошлые годы скитаний по Закаспию любил поесть, умел сам изысканно готовить и отдавать должное вкусной пище. И сейчас он ел жадно и своими телячьими глазами изучал лица Сахиба Джеляла и Али Алескера.

- С границы приехал один кочакчи, - наконец сказал он, все еще смакуя ножку курицы в шафранном соусе. - Кочакчи болтался у поезда на станции Душак. Слышал: немцам на Кавказе, немцам на Волге плохо. Семьсот тысяч уже в земле лежат. У Гитлера много солдат, миллионы, но семьсот тысяч мертвяков и для Гитлера много. Тысячу танков Гитлер оставил на месте разбитых. Две тысячи пушек потерял. Тысячу четыреста самолетов-аэропланов потерял. Итальянцев, румын побили русские несть числа. Так говорят. Советские ходят по перрону Душака, высоко подняв головы, а? Что будет? На Кавказ солдаты из Сибири едут, песни поют.