Колесница Джагарнаута

Но поразительно - хоть, по нацистским понятиям, Мансуров был обречен, должен был быть уже отвезен на самолете в Германию и отдан в руки гестапо, ни у одного из немцев не хватало решимости поднять оружие и выстрелить. Страх, безумный страх перед ночью, перед тенями убитых на мраморной террасе офицеров, трепет перед мужеством этого странного, непонятного и страшного человека делал их руки деревянными. Ужас парализовал их волю.

А когда пролились на кусты и дорожки янтарные блики, женщина тихо сказала:

- Свет! Откуда свет?

- Луна взошла, любимая.

- Здесь люди.

- Здесь нет никого.

- Здесь полно людей. Здесь глаза, кругом глаза.

- Где, любимая?

- Уедем. Кони ждут нас.

- Я говорил - мне нельзя уехать из Баге Багу.

- Ты все такой же... упрямый.

- Такой же.

- Ты не поедешь?

Алексей Иванович молча поцеловал женщину в глаза. После долгой паузы, долгой, вечной, женщина тихо промолвила:

- Уйдем отсюда. Уведи меня.

Дорожки засветились золотом. Белые колонны в тихом водоеме приняли цвет апельсина. Весь парк Баге Багу заплескался в лунном сиянии.

Зеркальные окна вдруг сделались глянцевыми, излучающими свет. Бледные, мертвенные лики расплылись, исчезли. Вторглась дивная хорасанская ночь, разогнала призраки смерти, смела прочь кошмары, сломала вдребезги скорлупу ужаса, сковавшего благословенный Сад Садов.

Желтый луч проник и в Бархатную гостиную - так назывался один из личных, наиболее пышных апартаментов хозяйки и затворницы дворца Нины Георгиевны, в девичестве княжны Орбелиани, супруги господина негоцианта и вельможи Али Алескера. Нежная блондинка, тоненькая, изящная, была известна как первая красавица при шахиншахском дворе в Тегеране. Обворожительная дама, неслыханная богачка, она была несчастна, потому что Али Алескер предпочитал держать ее под замком. Она коротала свой век в Баге Багу, воспитывая двух своих дочерей, и редко, крайне редко появлялась на приемах в шахиншахском дворце.

Сейчас княжны Орбелиани в Бархатной гостиной не было. Она принимала на женской половине миссис Гвендолен, а сам Сахиб Джелял, разглаживая и раскручивая завитки своей ассирийской бороды, слушал нетерпеливо и с явным раздражением сладкие речи Али Алескера у него, в его гостиной. Они сидели, не зажигая лампы, в полной темноте. Так лучше. Али Алескеру не хотелось, чтобы Сахиб Джелял читал по глазам его мысли, а всем известно, что этот мудрец и философ проникает в самую суть вещей.

- О Хусейн! - в десятый раз восклицал Али Алескер. - И понадобилось им всем собраться в недоброе расположение светил одновременно в нашем скромном обиталище. Отлично мы жили с супругой Ниной-ханум, наслаждались нашим уединенным обществом, занимались искусствами и возделыванием земли. Никакой политики. Мы так и заявили коменданту в Мешхеде. Со сладкой улыбкой господин комендант сказал: "Что ж, мы не возражаем и даже одобряем". Это он по поводу того, что мы не будем вмешиваться в политику. И надо же... Года не прошло, а колесо судьбы превратило наш благословенный сад во вместилище скандалов, интриг, коварства, убийств, жестокостей. О Хусейн! Комендант узнает, и...

- Нет сомнений, что коменданту не понравится присутствие в Баге Багу... хотя бы фашистского генерала...

- Он уехал, - быстро перебил Али Алескер.

- Но он завтра или послезавтра вернется. А слишком известный полковник Крейзе? А все эти господа аллемани в западном флигеле?

- Но я же не могу... я не могу их выгнать. Они - гости...

- У нас в Самарканде говорят: гость до трех дней. А если гость не понимает, ему можно и напомнить... Тем более такие гости. В руках у них гибель. О, сколько стран, городов, цветников оставила эта смерть, эта гитлеровская чума пустыней...

Жалобно застонав, Али Алескер вскочил и забегал по роскошному бархатному ковру, покрывшемуся золотым узором от лунного света, пробивавшегося сквозь листву деревьев за окном. Он на цыпочках приблизился к Сахибу Джелялу и картинно страшным шепотом возгласил:

- Помогите мне, о мудрейший из мудрых!

- Чем?

- Вы знаете меня. Я только любитель пожить! С двумя хрустальными сосудами я люблю коротать жизнь. На них построил я благополучие жизни своей. Один сосуд наполнен благовонными чернилами, другой - благоуханным вином. С помощью первого сосуда - это чернильница - составляю я свои мудрости. С помощью бокала баккара разгоняю тоску сердца. Так изрек мудрец аль-Фараби. О, я никому не мешаю. Я ни от кого ничего не требую. И вдруг я верчусь мячом чаугана от англичан к русским, от русских к немцам... О, это слишком для моей больной головы. Помогите...

- Да, в прошлые времена всадники играли вместо мяча черепами врагов.

Али Алескер даже рот раскрыл до предела, чтобы со вздохом втянуть побольше в себя воздуха и остановить тошноту, подступившую к горлу. Он явно задыхался.

Он подбежал маленькими шажками к огромному, в полстены, окну и с усилием распахнул его. Ароматы осенней ночи, свежесть, лунный свет хлынули в обширный покой, весь устланный драгоценными ширазскими коврами, увешанный французскими гобеленами с бело-розовыми античными красавицами, уставленный мебелью в стиле ампир. На круглом низеньком столике, отполированном еще в прошлом веке мастерами-краснодеревщиками Льежа, был сервирован в севрском фарфоре легкий ужин. В воздухе стоял по-восточному тонкий запах кофе. На разбросанных вокруг стола подушках растянулся небрежно и с достоинством Сахиб Джелял - дорогой, любезный, очаровательный гость, которого несколько дней назад пригласил к себе издалека с его супругой-англичанкой почтеннейший хозяин имения Баге Багу господин негоциант Али Алескер. Чем было вызвано приглашение?

Славу в Иране Сахиб Джелял имел великую. Его богатство вызывало лютую зависть и... преклонение. Его мудрость и открыто провозглашаемые взгляды умеренного мусульманства привлекали к нему многих искушенных восточных политиков и приверженцев в среде индусских мусульман, шиитов, турок, мекканских шейхов и даже зловещих последователей исмаили.

Но именно потому в нем находили много загадочного и странного. Чего, например, стоило его непримиримо враждебное отношение ко всем колониалистам и империалистам, особенно английским! И это удивляло, потому что его жена, английская леди, ввела его в самые высокие круги лондонского "хай ляйф" и добилась приема в Виндзорском дворце. С Сахибом Джелялом был знаком Уинстон Черчилль, который в нынешние незавидные для Британской империи времена даже искал дружбы с великим мудрецом и мусафиром странником. Дочери Сахиба Джеляла и леди Гвендолен - а их было у них три воспитывались в модных иезуитских пансионах Франции.

И в то же время некоторые проницательные политики Ирана, Ирака, Афганистана находили очень подозрительным, что Сахиб Джелял всеми своими торговыми операциями содействует укреплению позиции Советского Союза на рынках Среднего Востока, представляя своими капиталами и товарами иной раз целые страны.

Все это отлично знал Али Алескер. Знал он и то, что Сахиб Джелял ничего общего не имел с британским консульством в Мешхеде. Сам Хамбер неизменно предупреждал владельца Баге Багу: "Нам не удалось обнаружить предосудительных связей господина мудреца и философа с советской разведкой. Ничего просоветского, кроме материальных, чисто коммерческих отношений, но, храни вас всевышний от этого человека. Чем меньше он будет знать вас и ваше Баге Багу, тем лучше. Абсолютно исключается, чтобы Сахиб Джелял переступил хоть раз порог вашей виллы".

Сахиб Джелял не только переступил порог, а вот уже неделю нежится на подушках и шелковых коврах Баге Багу, дышит райским воздухом Баге Багу, вкущает изысканные произведения кухни Баге Багу, служит величайшим соблазном для наводнивших Баге Багу истых ревнителей ислама, прогуливаясь под руку с оголенной до предела, из-за духоты и жары, своей супругой-англичанкой по усыпанным кирпично-красным песочком дорожкам парка Баге Багу.

Забыв советы, предостережения своего британского друга Хамбера, господин помещик самолично пригласил к себе Сахиба Джеляла. Али Алескер послал в Керман своего мажордома, позже столь неосмотрительно выпустившего из себя кровь заостренной камышинкой. Обаятельный, совершенство вежливости и гостеприимства, знаток восточного церемониала, мажордом в сопровождении двенадцати слуг и махрамов выезжал на юг, через пустыню Дэшт-и-Лутт, в далекий Керман, чтобы уговорить Сахиба Джеляла, направлявшегося в Багдад, сделать огромный крюк и пожаловать с супругой в Баге Багу.